Шутить и говорить я начала одновременно

— Мамуля, — слабым голосом произнесла моя мать, — мне так бы хотелось перед смертью съесть кусочек арбуза…

Бедная бабушка сорвалась с места, помчалась в город, достала арбуз и принесла дочери. А у той уже не было сил его съесть, она лишь жалобно поглядела на него.

Как легко догадаться, моя мать все-таки выздоровела. Она и потом болела довольно часто, но это были уже мелочи, так что не стоит упоминать о них.

А вот об этом случае стоит. По соседству с бабушкиной семьёй проживал печник, который прославился тем, как укротил свою тёщу. Как-то, вернувшись домой под мухой, что, несомненно, придало ему бодрости, он в ответ на тёщины нарекания решил раз и навсегда приструнить её. Грозно вопросив громоподобным голосом: «Кто здесь хозяин, тёща или я?»— он тут же разобрал по кирпичику свою печь. Вскоре после этого события уже немного подросшие три сестры пошли в кино и вернулись позже установленного времени. Их родители уже легли спать. Бабушке не хотелось вставать с постели, и она послала дедушку, чтобы устроил дочерям разнос. Три оробевшие сестры сидели в кухне и нервно перешёптывались в ожидании нагоняя. Дедушка с грозным видом появился в нижнем бельё и голосом, от которого сотрясались стены, крикнул:

— Кто здесь хозяин, вы или я?

— Папуля, только кухню, пожалуйста, не разбирай, — попросила побледневшая Люцина.

Дедушка сбежал в спальню, и проступок остался без наказания.

А спустя какое-то время дедушка снова оскандалился. Изредка случалось ему, после встречи с друзьями, возвращаться домой в лёгком подпитии. Изредка, распутства бабушка бы не стерпела. Возвращался он всегда потихоньку, на цыпочках пробирался к постели, света не зажигал, чтобы не разбудить уже спавшую семью. В тот раз бабушка услышала, как он возвращается, и, не раскрывая глаз, проворчала:

— В кухне, в горшке на плите бульон с мясом. Поешь, непутёвый!

Обрадованный дедушка, который, разумеется, проголодался, кинулся в кухню, не зажигая света, пошарил на плите, нащупал горшок с бульоном, выпил его и принялся жевать мясо, но съесть его не удавалось, оказалось слишком жёстким. Наутро бабушка подняла на кухне крик:

— Кто мочалку на клочки погрыз? Что за гангрена тут безобразничала?

Стоя в дверях кухни, тихий и покорный, дедушка робко подал голос:

— Бульон я выпил и ещё удивлялся, что мясо такое жёсткое. А это, оказывается, мочалка…

Вместо бульона он выпил помои, в которых бабушка отмачивала мочалку для мытья посуды. На здоровье дедушки это не сказалось. Опять исторический факт, никакой не анекдот.

На лето наша семья выезжала или в Тоньчу, или в Волю Шидловецкую.

В Воле проживал пёс по кличке Шнапик, крупная дворняга высотой с двухлетнего ребёнка. Больше всех на свете он любил моего дедушку, который работал в Варшаве и на уик-энд приезжал к семье. Откуда-то пёс знал, когда наступает суббота, знал время прихода поезда и неизменно поджидал дедушку на перроне. Собака была невероятно умная, сама по себе, от природы, никто её ничему не учил.

Моей маме в то время было два годика, ребёнком она была непослушным и имела нехорошую привычку убегать от взрослых куда глаза глядят, не обращая внимания на запреты и приказы немедленно остановиться. Как-то раз она помчалась, по своему обыкновению, во всю прыть от бабушки, хохоча во все горло и не глядя, куда её ноги несут, того и гляди налетит на что-нибудь и шею себе свернёт. Усталая бабушка раздражённо крикнула собаке: «Шнапик, держи её!»

Пёс мигом догнал непослушную девчонку, налетел на неё, опрокинул на землю и стоял над ней, не давая возможности подняться, пока не подоспела бабушка. Та испугалась было, что собака поцарапает ребёнка или ещё что ему сделает, но все оказалось в полном порядке. Тяжело дыша, бабушка похвалила собаку и отвесила тумака ребёнку.

Или вот ещё случай. Квочка высидела утят, а они сбежали от приёмной матери на пруд. Курица в истерике бегала по берегу, отчаянно созывая своих подопечных, а те и ухом не вели. Меж тем приближался вечер, надо было загнать утят в курятник. И опять бабушка крикнула: «Шнапик, взять их!» Ох, подождите, какая же это была бабушка? Наверное, прабабушка, владелица и поместья и утят, да, по логике вещей, была это прабабушка. Все время путаю я поколения, ну да ладно. Бабушка-прабабушка науськала собаку на крошечных утят и сама испугалась, как бы та их не передушила, но Шнапика уже было не остановить. И опять оказалось — напрасно боялась. Умный пёс бережно вынес в зубах по одному всех утят на берег и даже пёрышка им не взъерошил.

Как-то бабушка-прабабушка выскочила во двор, услышав отчаянное кудахтанье. Бегала и кричала вся домашняя птица, к курам присоединились утки и гуси. И видит: на земле лежит кучка яиц, а Шнапик тащит ещё одно. Осторожненько присоединил его к кучке, обежал кучку вокруг, разгоняя птиц, и куда-то умчался. Глядь, а он опять возвращается с куриным яйцом в зубах.