Шутить и говорить я начала одновременно

Во время войны еще это было. В то Рождество нам устроила развлечение Люцина. Вообще-то ей было отпущено всего сорок два года жизни. С детства у нее были неприятности с сердцем, с желудком тоже серьезные неполадки. Но всего этого ей показалось мало, и она устроила себе внематочную беременность. Одной ногой она уже стояла в могиле, но тут кто-то сумел найти и привести к ней врача, специалиста по травам, у которого еще сохранилось немного целительных тибетских травок из довоенного запаса. С их помощью он и вытащил Люцину из могилы, и тут она самым мерзким образом обманула меня.

Люцина выздоровела, уже не напоминала бесплотный дух, похорошела, а главное, у нее отрасли удивительно красивые и густые волосы. Пока она заплетала их в две коротенькие косички, каждая толщиной в руку, я отчаянно ей завидовала. И этот бессовестный человек самым беспардонным образом ввел меня в заблуждение! Тетка заявила – ее волосы стали такими потому, что она не щадит сил и времени на расчесывание их щеткой. Я, дура несчастная, поверила ей и принялась терзать свою и без того жиденькую шевелюру. Расчесывала свои жидкие волосики до посинения, руки немели, а толку никакого. Теперь-то я знаю, что от щетки пользы никакой, но сколько же я тогда намучилась, а главное – такое разочарование!

Прочие Люцинины хвори остались, естественно, при ней. Вечно она то синела у нас на глазах, то вдруг теряла сознание, в общем, выкидывала свои номера. И один такой номер, из разряда выдающихся, она тоже подстроила на Рождество. Было это уже после войны. Возможно, на сей раз ей даже удалось бы и помереть, если бы не наш сосед. Соседом моих родителей в ту пору была какая-то большая шишка, не то из МИДа, не то партийный функционер. У нас не было телефона, чтобы вызвать врача, Люцина упорно пыталась покинуть сей бренный мир, и энергичная бабушка погнала меня к этому самому функционеру. Высокопоставленная шишка оказалась очень отзывчивой. Она не только разрешила позвонить по телефону, но и, узнав в чем дело, сама занялась спасением Люцины. Сосед лично позвонил хорошему знакомому и очень хорошему профессору, специалисту по Люцининой болезни. Как же звали того чудесного человека? Лаубе? Кажется, так, профессор Лаубе. Стыдно забывать своих благодетелей, этому профессору Люцина обязана жизнью. Силой оторванный от праздничного стола звонком «сверху», он приехал к нам надутый, разгневанный и жутко недовольный, увидел больного человека и тут же забыл о своем недовольстве, да и вообще обо всем на свете. Профессор вытащил Люпину с того света и отказался принять гонорар. Потом, естественно, Люцина полетела к нему с букетом роз, но работать в рождественскую ночь его наверняка заставила не надежда получить роскошный букет.

На следующее Рождество какой-то непонятный приступ случился с бабушкой, ее тоже удалось спасти, но очередное Рождество мы теперь уже поджидали с тревогой. Мелочи вроде отсутствия воды в доме в канун Рождества или чей-то пустяковый грипп уже не воспринимались нами как достойное несчастье. Но вот наконец стряслось нечто, не только надлежащим образом компенсировавшее упомянутые мелочи ряда рождественских ночей, но и сулившее надежду на то, что мы выполнили норму рождественских катаклизмов на несколько лет вперед.

Случилось это много лет спустя, когда я была уже взрослой. Остались позади студенческие годы, я получила специальность архитектора-строителя и работала по этой специальности. За плечами был кое-какой и жизненный, и производственный опыт.

Недели за три до праздников, которые моя родня по традиции продолжала встречать у моих родителей, начались проблемы с канализацией. Кто-то из жильцов дома делал ремонт, и где-то забило канализационную трубу. Кто забил, где забито – никто не знал, сантехники безуспешно вели поиски, которые заключались главным образом в том, что они одну за другой вскрывали трубы в поисках затора и оставляли их в таком состоянии, запрещая жильцам в дальнейшем пользоваться канализацией. К тому времени я уже жила в другом доме, но встречать Рождество тоже собиралась у родителей и, зная тяготеющее над нашей родней рождественское проклятие, преисполнилась самыми худшими опасениями.

Вопреки ожиданиям Сочельник на этот раз прошел нормально, но в первый же день праздников чуть свет нас разбудила звонком соседка снизу. Заливаясь горькими слезами, растерзанная, с всклокоченными волосами несчастная женщина умоляла мою мать не спускать воду в унитазе, потому как ее новорожденные котятки потопились. Смысла информации я не уловила, но гибель котяток меня встревожила, и я спустилась с соседкой к ней посмотреть, в чем же дело.