Читаем Шутить и говорить я начала одновременно полностью

Вдруг ужасный крик – Дева пала вмиг!

Что же произошло? Сражаясь друг с другом, рыцари допустили неосторожность.

А как шпагами взмахнули – Деву бедную проткнули, Нанеся удары смело Сквозь ее младое тело.

Так погибли все трое. Эпилог заканчивался сообщением, что до сего дня над руинами старинного замка кружат три привидения.

Редко мне случалось так смеяться, как во время этого представления. И не только мне. Величайшим своим достижением мы сочли конфуз, приключившийся на нашем представлении с одним взрослым парнем. Завывая от смеха и сгорая от стыда, он бросился в прибрежные заросли, а за ним тянулась мокрая дорожка. Никто не смеялся потом над парнем, никто злого слова ему не сказал, напротив, мы сочли это адекватной оценкой нашего гениального спектакля.

Гранда играл низкорослый паренек, со всех сторон обложенный подушками, а молодого человека – высокий тощий парень с торчащими коленками и локтями, чем-то напоминавший мне Раздрыгу из Лонска. У парня были огромные, совершенно круглые глаза и потрясающие способности комика. Из-за него я чуть было не сорвала представление.

Стою я, значит, лицом к зрительному залу на краешке сцены и декламирую свой текст. О том же, что происходит на сцене, узнаю по звукам. Гранд сопит и шваркает троном, дочь растет, вздыхая и охая (изображалось это следующим образом: она сначала сидит на корточках посередине сцены за занавеской, которую растягивают перед ней две девушки, и постепенно поднимается, высовываясь над занавеской, потом взбирается на табуретку, достигая почти двухметрового роста), молодой человек прибывает, топая и бренча, поднимает шум; гранд застает преступную пару, впадает в ярость и жестами вызывает дерзкого на поединок, после чего раздается жуткий звон холодного оружия из дерева.

Итак, после моих слов: «Берегись, пришелец дерзкий» и т. д. я ожидала звона клинков, а у меня за спиной царила мертвая тишина. Зато в «зрительном зале» начал постепенно нарастать какой-то глухой шум. Прежде чем зрители принялись выть и стонать от смеха, я обернулась и узрела сцену, которую трудно описать.

Костлявый претендент на руку грандувны, с глазами как два черных блюдца, трясясь от страха на полусогнутых тощих ножках, громко лязгая зубами, медленно описывал по сцене круг, а впавший в ярость гранд с выражением величайшего презрения на лице колол его своим деревянным клинком в оттопыренную часть тела.

К счастью, зрители уже валились от смеха со скамеек, что дало мне время, отсмеявшись, взять себя в руки и благополучно дочитать текст. Грандувна слетела с табуретки, битва закончилась, на три неподвижных тела набросили покрывала, и, путаясь в них, три героя, уже в виде призраков, покинули сцену.

Не стану описывать других постановок, но уверяю, они были не хуже, причем героинь и всяких королевских дочек обычно играла некая Эва, совершенно очаровательная пятнадцатилетняя идиотка, природная глупость которой никак не сказывалась на исполняемых ею образах. Красавцев королевичей играл Збышек. Однажды он даже раздобыл белого коня, на котором прибывал в королевский замок. Взял покрашенный в белый цвет железный шест и привязал к нему свой башмак. Развернувшись на сцене, он так заехал своей конягой мне по ноге, что я неделю хромала.

Костюмы и реквизит мы изготовляли сами, проявляя недюжинную изобретательность. Рыцарские доспехи, например, склеили из серебряной бумаги, а волосы принцессе сделали из морской травы.

Однажды мы дали представление специально для воинских частей, размещавшихся поблизости, и следует признать, что солдаты были очень благодарными зрителями. Все, как один, плакали от смеха.

Когда закончилось наше пребывание в Мельне и лагерь отбывал в Катовицы, нас провожало не только все Мельно и жители окрестностей, но, думаю, все польское побережье Балтийского моря. Последний спектакль мы уже устроили на перроне вокзала. «Прощайте, дорогие» пели с нами вместе собравшиеся, некоторые даже со слезами на глазах, теперь уже не от смеха.

Кормили нас в лагере великолепно, это именно там кухарка так прекрасно готовила молодую капусту, которую я позже пыталась приготовить собственными силами и о которой писала в "Версии про запас ".

Перейти на страницу:

Все книги серии Автобиография

Шутить и говорить я начала одновременно
Шутить и говорить я начала одновременно

Перед вашими глазами, уважаемый читатель, прошло более двадцати романов И.Хмелевской, в большинстве из которых главным действующим лицом является сама пани Иоанна.Судя по письмам наших постоянных читателей, досконально изучивших «книжную» биографию любимой писательницы, всех безумно интересует, какие из описываемых событий произошли на самом деле и кто из персонажей является лицом реальным. И, как нам кажется, лучшим подарком для «членов клуба любителей Хмелевской» (идея создания которого носится в воздухе) стал тот отрадный факт, что пани Иоанна – параллельно с работой над очередным шедевром – закончила наконец автобиографию.На наш взгляд, эта удивительная книга многим покажется поинтереснее любого романа...Copyright:© Joanna Chmielewska «Autobiografia», 1993-1995© Фантом Пресс Интер В.М., оформление, 1996© Издательство «Фантом Пресс Интер В.М.». издание на русском языке 1996,1997© Селиванова В.С., перевод с польского© House Publishing House «SC», оцифровка, 2005e-mail: hphsc@yandex.ruhttp://www.hphsc.narod.ru

Иоанна Хмелевская

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное