«Вот дрянь, — подумала Лукреция. — Прикидывается овцой. Но я-то знаю, где пасут таких ягняток. Клыки у них почище волчьих, а лапки заканчиваются коготками. Неужели Кольбер настолько плох, что наш иезуитский падре ла Шез[27]
переупрямил его? Нет, не может быть. Король всегда стремился ограничить власть Ватикана во Франции. Но теперешняя “мадам сегодняшнего дня”[28] — истовая католичка… Неужели есть новые указания, более весомые, чем слово Кольбера?» — и Лукреция снова испытующе посмотрела на Амбулена из-под полуопущенных ресниц. На кону стоял не просто успех ее предприятия — на кон ставили ее жизнь.— Если бы мне посчастливилось объяснять его светлости морскому министру месье Кольберу, как выглядит Эспаньола, то я, скорее всего, взял бы кусок бумаги, смял его и, положив на стол, сказал: «Вот, ваша светлость, как выглядит ваша колония», — шевалье Ришери вздохнул и оглядел свой пыльный и местами рваный костюм. — Но, боюсь, мне может не посчастливиться…
— Да, это вы, месье, отлично придумали, — рассмеялся Амбулен. — Когда я увидел громаду гор, словно вертикально поднимающихся со дна моря, то сразу оценил название этого острова, данное ему местными индейцами.
— И что же это за название? — спросила Элейна, которой чем-то нравился этот простодушный молодой врач, манерами и прямотой напоминающий ей Харта.
— Гаити. Индейцы-таины из племени араваков называли свой остров «Гаити» — «Горная страна».
— А откуда вы знаете?
— Поднабрался от своего приятеля-индейца, — снова встрял неуемный коадьютор. — Водитесь со всякой швалью, а ведь с виду дворянин.
— Я действительно дворянин, — доброжелательно улыбнулся Амбулен. — Но я рано осиротел и мне пришлось самому добывать себе хлеб. С юности я питал слабость к наукам и избрал для себя медицину.
Мадам Аделаида вздрогнула и еще внимательнее всмотрелась в лицо молодого мужчины.
— Это благородное поприще, — кивнула Элейна. — Моя няня тоже разбиралась в медицине и все лечила меня от детских хворей.
— Знаю я эти лекарства: пичкала тебя шоколатом да взбитыми яйцами с медом, проворчал Абрабанель. — Едва не испортила малютке желудок! От этого у нее всегда был такой понос!
— Ну папа!.. — Элейна покраснела до кончиков ушей и отвернулась.
Ришери захохотал и невольно посмотрел на мадам, а мадам Аделаида соизволила улыбнуться. «Седьмой, — отметила она. Он посмотрел на меня седьмой раз с той ночи. Что ж, дождемся десятки и пойдем в наступление!»
— Сколько нам еще осталось, не соизволите ли сказать? — Абрабанель обернулся к женщине.
— Два перехода. Завтра к вечеру мы должны быть на месте.
— Но где это место?
— Чуть западнее, — ответила Аделаида и ослепительно улыбнулась.
— Хватит болтать, привал на заходе солнца, — вдруг скомандовал капитан Ришери, и вскоре уже цепочка людей снова медленно потянулась в горы.
После нападения оживших мертвецов отряд сильно поредел и теперь едва насчитывал около полутора дюжин человек. Что они будут делать с сокровищами, старались не думать. Главное было теперь только одно — найти их.
Два десятка рабов, матросы с «Азалии», рота испанских солдат под предводительством дона Фернандо Диаса и его племянник достигли перевала через хребет и разбили лагерь. Перевал оказался узкой тропой между скалами, и навьюченный мул мог протиснуться туда с большим трудом. Они шли по следам капитана Ришери и его отряда, останавливаясь только для ночлега и в полдень, — следов было много, они были свежими, и очень скоро дон Фернандо должен был их догнать.