Шутка с ядом пополам

— Возможно, но мне приходится за это платить. В личной жизни — одиночеством. В работе — мизерной зарплатой и конфликтами с начальством. В литературе — проблемами с издателями. А ты, не ломая себя, имеешь все, что тебе нужно.

— Женщине всегда приходится платить за то, что мужчинам дается бесплатно, — спокойно сообщил Бекетов.

— В таком случае остается надеяться, — сама не зная, язвит или серьезна, заметила Марина, — что Кристинка умеет поступиться собой, не слишком при этом страдая.

— Ну, за нее можешь не беспокоиться. У нынешнего поколения нет такого понятия, как чувство собственного достоинства. Зато она по-детски ревнива, так что при необходимости повод для расставания найти будет несложно.

Всплывший в памяти эпизод неожиданно закончился, словно оборвалась кинопленка. Дальше Марина вспоминать не хотела, но и этого было достаточно.

— Я пересказала почти дословно, Игорь Витальевич. С точки зрения логики все действительно выглядит нелепо, но я… я ведь знаю этого человека! Я знаю, когда он искренен, а когда нет. Да, он был в тот день на себя не похож, в каком-то странном нервном напряжении, но убивать себя не собирался.

— Я полагаю, — хмуро уточнил Талызин, — вы, Марина, вряд ли видели, как кто-то из гостей с вороватым видом совал в карман роковой пузырек?

— Я сама об этом думала, — вздохнула Марина. — Я точно помню, что, вернувшись к гостям, посмотрела, стоит ли он на месте. Да, стоял. Но больше я на него не обращала внимания.

— Я вообще не понимаю, почему это у вас в лаборатории так беспечно бросают яды. Кто угодно, приходи и бери?

— Игорь Витальевич! А вас не удивляют, что то же самое происходит в любом хозяйственном магазине? Продается полно ядов — плати и бери.

— Ты имеешь в виду, против тараканов? — заинтересовалась Вика.

— Я имею в виду какой-нибудь «Комет» для борьбы со ржавчиной. Он у меня чуть в раковине дыру не прожег — представляешь, что бы он сделал с желудком! Но никто не воспринимает его как яд, он предназначен для другого. Так же и в нашей лаборатории. Если уж на то пошло, можно утверждать, что у нас там полно аппаратуры для убийства. Любой электрический прибор, употребленный не по назначению, — это именно оно.

— Хочется верить, вы никогда не возьметесь за убийства, Марина, — с некоторым почтением заметил следователь.

— Да не отвлекайтесь на ерунду! Итак, Бекетов собирался бросить жену, — многозначительно произнесла Вика. — А она об этом знала? Марина, она не могла вас подслушать?

— Подслушать? — изумилась Марина. — Я не знаю. Перегородка там тонкая. Кто угодно, если бы подошел близко…

— Вот именно! Она подошла, услышала и его отравила. Все ясно.

— Да, — констатировал Талызин, — слава богу, ты не прокурор, а то полетели бы головы! А вам, Марина, тоже все ясно?

Гостья неуверенно пожала плечами.

— Я бы ни рискнула обвинить кого-то конкретно. У Ани действительно есть мотив… даже если она ничего не слышала, она не могла не знать о… Но мотив — это еще не значит… В конце концов, все мы в той или иной степени ревновали — кроме Кристинки, наверное. Да, есть еще Панин! Конечно, Аня ушла от него пять лет назад, но он до сих пор ее любит.

— Быть того не может, — энергично возразила Вика. — Тем более, она стала такая толстая.

— Любит, — твердо сообщила Марина. — Я вижу, как он на нее смотрит. А такие вот выдержанные, они могут очень удивить. В общем, я не уверена в том, кто именно это сделал.

— К тому же, — хладнокровно напомнил Талызин, — версия о самоубийстве впрямую ничем еще не опровергнута.

— Игорь Витальевич! — горячо воскликнула Марина. — Хорошо. Если вы мне скажете: «Марина, я убежден, что это самоубийство». Как только вы мне это скажете, я попытаюсь выбросить все из головы. Не знаю, сумею ли, но вас беспокоить больше не стану.

Она, вздернув подбородок, прямо и выжидательно взглянула собеседнику в глаза.

— Значит, дело ведет Богданов? — вздохнул тот. — Ладно, могло быть и хуже. Он, по крайней мере, мужик без гонора. Завтра… короче, завтра посмотрим.

День 2. Пятница

Все следующее утро Игорь Витальевич был непривычно мрачен. Дело в том, что он страшно не любил выступать в роли просителя. Вика совершенно не могла понять, почему.

— Вот когда тебе откажут, — говорила она, — тогда и переживай, а раньше-то зачем?