Шутки кончились. Книга стихов

Сквозь серость и сыть приличных привычных строк,

Опять ускользнёт от глаз в потаённый схрон.

«Я жду тебя ночью на выходе из метро...»

ноябрь 2007

О ФОРМАХ СОСУЩЕСТВОВАНИЯ

За весь этот пафос потом коридоры мести в раю —

Но я всё штампую открытки «Привет с Голгофы!»

А что тут поделать? На мне паразитируют

     Слова и целые строфы.

Когда сквозь свистки и гремелки вдруг рвётся призыв трубы

И слог мой задирист, плечист и витиеват —

Я здесь ни при чём. Я не стал бы по доброй воле бы!

     Всё это они — слова.

Я, может быть, страстно желаю породой пойти в отца:

Быть стержнем, основой, гарантом ясной погоды.

Вот только слова заставляют сереть и кукожиться,

     Проклятые кукловоды.

А так всё отлично, хотя и не завтракаю амброзией.

Вон с сердцем, правда, какие-то неполадки.

Пытаюсь с ними договориться о симбиозе.

     Пока всё идёт гладко.

декабрь 2007

ЛАВОЧНИК

...Хочешь всемирной славы?

Я продаю музы.

Лучше, чем здесь, не отыскать эксклюзива.

Видишь, вон те, в мешке —

Для весёлых м

у

зык.

Нынче без музы ты не успешней Сизифа.

С ними о творческих муках можешь забыть смело,

Милые крошки сделают всё сами.

Главное — не мешать им делать своё дело.

Всё чин по чину.

У нас контракт с небесами.

Главное — не пытаться прятать от них близких.

Знаешь, у них нюх.

Их не обманешь.

Нет ничего лучше горьких прорех в списках

И холодящей руку дыры в кармане.

Главное — не сердить их, выбираясь из ямы.

Коль уж подставят ногу — молчи, падай.

И опасайся делать всякие томограммы:

Сроки мешают работе,

Ясности взгляда.

Нет, это музы. Выдумал тоже: «н

е

топыри»!

Там — для стихов.

Вагон хлопот с этой мелочью.

Чем их кормить? Спросят же некоторые...

Кровью, конечно!

Шутка.

Всего лишь желчью.

Сам ты дурак.

Не нравится лавка — иди в другую.

Лучше не сыщешь, пусть меня хоть уволят.

Нет, молодой человек,

Талантом я не торгую.

Только болью.

сентябрь 2007

«Он сидит, пожёвывает сигару, забросив ноги на стол...»

Он сидит, пожёвывает сигару, забросив ноги на стол.

Ты думаешь:

«Где он набрался этих киношных штампов?

Зачем на нём эта шляпа и кожаное пальто?

Ведь мы же не в Штатах...»

Он что-то сигналит амбалам кивком коротким.

Страх поднимается медленно от живота до щёк.

Вываливаешь на стол строки,

                  просишь сдвинуть сроки,

                            обещаешь, что достанешь ещё.

Он в сотый раз соглашается, тебя выводят наружу,

выталкивают на холод, в спину нацелив пушку.

Ты бежишь, напеваешь, скачешь по лужам,

обнимаешь каждую встреченную старушку,

не обращаешь внимания на головную боль и на

слёзы и кровь, текущие по лицу,

будто всю жизнь провёл в прокуренной бойлерной

и впервые вышел на улицу.

июль 2010

АРГУМЕНТЫ

Хочу написать

пронзительно,

ясно,

чисто,

без паники и паразитных слов

о корабле,

покинувшем ночью пристань,

о том, как мне

уплыть на нём повезло.

Не будет, увы,

ни строчки такого толка.

Во-первых,

тогда я буду подлец и враль,

а во-вторых,

слову служит только

непопадание

на корабль.

ноябрь 2007

«Всюду слова...»

Всюду слова —

          подмигивают, кивают.

Не отмахнуться от их муравьиных орд.

Я избегаю зеркал и пустых трамваев,

Не покупаю чернил,

          не включаю Word.

Но зеркала настигают.

               В витринах, в ванной.

Мельком заглянешь и понимаешь: влип.

Из отражённых комнат, из мути странной

Смотрит какой-то

              чужой

                   неприятный

                                 тип.

Он же прокрался в сумрак моих трипт

и

хов,

В тайные складки межстрочья,

                        в сумбур штриха.

Он улыбается страшно.

Он смотрит тихо.

Горблюсь под взглядом,

          а нужно ведь жить, порхать,

Нужно пахать,

Пихать себя в турникеты,

Быть лучше всех, даже лучше, чем «лучше всех».

Чтобы потом оправдаться:

У нас ракеты.

     Сметы.

          Багеты.

               Балеты.

                    Престиж.

                         Успех.

Минус — один: никакого «потом» не будет.

Будут больницы,

Летопись дружб и ссор,

Глупая вереница несметных буден

И одиноко мигающий злой курсор.

Травленные керосином — расстрельным рядом —

Высохшие, беспомощные слова.

Мой зазеркальный двойник не отводит взгляда.

Правлю ремни.

Покидаю клетку Е2.

сентябрь 2007

«Ковыряешь в тарелке остывших щей...»

Ковыряешь в тарелке остывших щей

И мечтаешь, что скоро с иных высот

Кто-то мудрый

                 и существующий,

Наконец,

          всё поняв,

               к тебе снизойдёт.

И погладит тебя по вихрам ласково,

И оставит в подарок пару бобов,

И, конечно, накормит стандартной сказкою,

Мол, не парься, ты, в целом, не так уж плох.

И крылатые дядьки затянут здравицу,

И восстанут из пепла былые мосты...

Вот об этом и думать забудь.

                    Не появится

Никаких

          подтверждений

                     твоей

                    правоты.

Никаких гарантийных талонов, штемпелей,

Объявлений по радио и ТВ.

Только голод неясности — злости злей,

И зудящие буковки в голове.

октябрь 2007

«Октябрьский мрак тревожней ночного зверька...»

Октябрьский мрак тревожней ночного зверька.

Волокна сна легче дыма, острее игл.

Бордовые призраки роз, засушенных в книгах,

Клубятся вдоль полок, стекают по корешкам.

Сгоревшие письма летят из камина в ночь,

Скелеты выходят из спален и гардеробов,

Запретные мысли в худых арестантских робах

Бредут по двору, заглядывают в окно.

Октябрь — репетиция смерти. Как бы легко