Шутки кончились. Стихотворения

Дальше канва стандартна, сюжет яснее, чем щи:
Волею судеб, сплетеньем небесных нот,
Ну и, конечно, не без моей помощи
Двое пересекаются у ворот.

VII

Где-то за кадром флейта тихий прохладный яд льёт,
Двое танцуют на тросе, плывут между сном и явью;
Мир под ногами крошится, бьётся, осколки звенят флейте в тон,
Звёзды им корчат рожицы, ночь заливает улицы кобальтом.

Двое идут по улицам. Всё вокруг шипит и искрится,
Двое сначала молчат, потом не могут наговориться.
В честь их прихода любой стол накрыт, листвой двор одет,
Их поцелуем вышибает электричество в городе.

Если отбросить метафоры, можно сказать, все счастливы.
Нет никакого повода биться, метаться, в небо выть.
Нужно заканчивать, хватит, ну же, поставь точку!
Нет.
Ваш покорный кивает и карандаш точит.

Двое сидят на крыше, смотрят на город, к щеке щека.
В небе над ними — невидимы — тикают два счётчика.

VIII

Лето вступило в силу. В распахнутое окно
Тихо течёт запах липы и детский ор.
В регистратуре жарко, но Тане радостно:
Таня
     строчит
          оправдательный приговор.

Почерк у Танечки ровный. Наклон, нажим.
Руки у Танечки нежные, голос сладкий.
Врач облажался, парень, ты будешь жить,
Брось сигареты,
          начни
               делать зарядку.

Здесь я любуюсь реакцией персонажа:
Он неподвижен, стеклянен и пуст, как ваза.
Он понимает: ей такого не скажут.
Просто не может
                так повезти
               два раза.

Мир точных чисел не знает законов жанра,
Это статистика, злая определённость.
Ты бы хотел дождя, но сейчас жара.
Здесь
     не тебе править время,
               сдвигать ось.

Все твои мысли и образы — мишура,
Сотый по счёту образчик пустого сора.
Точные числа сильнее тебя стократ.

Три.

Девять.

Сорок.

IX

Стоп-кадр,
          крупный план:
               герой тоскует по героине.
Он пробует всё подряд —
               от спортзала до героина.
Кутит в «Голден-пэласе»,
               потом работает в хосписе.
Он бегает — и сникает,
               едва присев.
Его накрывает по расписанию —
                    вечером:
Мерещится скрежет,
          как будто кто-то скрипит пером.
Настырные тени снуют в углах,
               подлетают к рукам, к лицу.
И он их
          вбивает,
               вбивает,
                    вбивает
                         в пепельницу.

Друзья верещат:
          дёрни в Альпы,
                    в Тибет,
                    в Мадрид.
Он дёргать не хочет.
          Он слушать — и то не хочет.
Строчит по письму в неделю и жмёт delete:
В Аиде по воскресеньям разносят почту.

Он стал подозрителен,
               вечно настороже,
Он ждёт: где подвох,
               кто внезапно начнёт торг.
Он, в общем, почти догадался про свой сюжет,
Он даже уже размышляет о том,
                    кто автор.

X