Шутки, сценки, розыгрыши и заготовки для любого праздника

Жил-был бизнесмен, жил он с полной нагрузкой,
Прибавочной стоимостью был озабочен.
Достаточно новый, достаточно русский,
Как все бизнесмены, затраханный очень.

Фрустрации, стрессы, налоги, проплаты,

Пахал, как верблюд, через день напивался.
Других разбивают инсульты, инфаркты,
А с этим внезапно случился катарсис.

Он вдруг ощутил, что душа истомилась

И деньги не греют, и жить нет резона,
Бессмысленно все, и слеза покатилась
В бокал недопитого «Дон Периньона».

Вроде, тачка стоит наворочена,

И люстра висит позолочена,
И тикает «роллекс» на левой руке,
Откуда ж в душе червоточина?

Спросил секретаршу: «Есть Бог или нету?»

Она аж икнула, с испугу, наверно.
Эх, жил несуразно, копил все монету,
Одну лишь молитву твердил ежедневно:

О бог новорусский Маммона, гляди же:

«Аз есьмь раб твой нищий и милости ждущий.
Какой будет курс в понедельник на бирже?
Давай же нам днесь ты наш доллар насущный!»

Он вспомнил начало, горком комсомола,

Кооператив свой, едва ли не первый.
Он был тогда весел, приветлив и молод,
Жена не была еще крашеной стервой.

Но нет уж ни в ком той сердечности,

И столько кругом всякой нечисти.
И «роллекс» все тикает, гад, над душой,
Напоминает о вечности.

Чиновники душат, партнеры кидают.

Чуть что — эта свора сожрет — и забудет.
Бандиты, что крышу ему предлагают,
В сравнении с ними приличные люди.

Страна беспредела, войны и безделья,

Безумных вождей, всеобъемлющих сплетен,
Держава рискованного земледелья,
Рискованной жизни, рискованной смерти.

А хочется просто картошки с селедкой,

И жить тоже просто — без лжи и халтуры,
И с девушкой, нежной, наивной и кроткой,
Кататься на ослике в парке культуры.

Эх, сесть бы в беседке заброшенной

Да выпить портвейна хорошего,
А «роллекс» об пол растоптать, как змею,
Как символ проклятого прошлого!

Из офиса прочь, как из Ясной Поляны,

Оделся, роняя кредитки и баксы,
Спустился в метро и один, без охраны,
Неважно, куда, но на волю, в пампасы!

И что-то в лице его было такое,

Что киллер, его поджидавший, смутился
И вдруг вспомнил маму и детство златое,
Вернулся домой и с тоски застрелился.

А он на метро, одинокий и лишний,

Уехал в деревню, в гнездо родовое.
Там бабушка лепит вареники с вишней,
Там тихо, и утром туман над рекою.

Но где-то в районе метро «Китай-город»

Кричащая совесть вдруг стала потише,
Припадок прошел, он почувствовал голод,
Пальто застегнул и на улицу вышел.

Галдели торговки, пристала путанка,

Сновали машины, в столице смеркалось.
Он вяло подумал: «В деревне рыбалка…»
Таксисту сказал: «Казино „Голден палас“».

Следивший за шефом охранник неброский

Своим позвонил и сказал: «Все в порядке.
Сегодня доехал лишь до „Третьяковской“.
А в прошлый-то раз аж до „Теплого стана“!»