Шутки в сторону

Ремезов набрал номер домашнего телефона Костецких. К телефону долго никто не подходил, и длинные гудки уже начинали действовать ему на нервы, наконец отозвалась какая-то женщина. Представившись, он осведомился, дома ли Илона, на что женщина неожиданно разразилась бешеными эмоциями:

— Оставьте нас в покое, все это из-за вас! Илона в больнице, в тяжелом состоянии.

«Понятно, — подумал Ремезов, — заботливый папочка нашел способ избавить любимую дочку от бестактных расспросов со стороны грубых и безжалостных милиционеров».

Похоже, с Илоной придется подождать. Ремезов еще раз перечитал приметы разыскиваемой, потом всмотрелся в фотографию. Снимок был цветной: на него смотрела хорошенькая шестнадцатилетняя девчонка с пышными белокурыми волосами, забранными в пучок яркими заколками. В серых глазах читалась отнюдь не робость, скорее, ожидание. Пухлые губы строго поджаты, но в следующую минуту с них мог бы сорваться и озорной смешок. Ремезов уловил в ней сходство с теткой-журналисткой. Он рассматривал фотографию не только для того, чтобы получше запомнить черты лица пропавшей девочки, ему не давала покоя подспудно зреющая мысль, и вот какая. Он недаром вызвал родственников на опознание: все же у Кати было что-то общее с убитой ночью девушкой. Приблизительно тех же лет, то же телосложение, цвет волос, даже манера одеваться.

Ремезов встал, засунул руки в карманы брюк и подошел к окну, за которым со звоном бежали по рельсам трамваи, куда-то торопились пешеходы. Он прекрасно понимал, что пришедшая на ум мысль, что называется, притянута за уши. Возникал классический сюжет с непременным маньяком-убийцей, выбирающим жертвы по признакам, известным лишь ему одному. От этой гипотезы уже трудно будет избавиться.

Ремезов отошел от окна, оделся и двинул в школу, в которой училась Катя Чернова. Именно там ее и видели в последний раз.

* * *

Так случилось, что в школе его ждали главные открытия. Он опросил всех: от классного руководителя и учителей-предметников до одноклассников и учащихся параллельных классов. Сама Катя для него вырисовывалась все отчетливее, но в целом приходилось признать, что коллективный портрет мало чем отличался от того, который он себе составил. Редкий случай, когда совпадали мнения ближайших родственников и широкой общественности. Это свидетельствовало как в пользу самой Кати (в таком нежном возрасте она уже демонстрировала качества цельной личности), так и ее тети, все той же Светланы Коноплевой.

В общем, он топал проторенной дорогой повторений и подтверждений, пока очередь не дошла до Жени Кислицыной.

— А я уже все рассказала тете Свете, — непосредственно заявила девушка с лицом, сплошь усеянным веснушками.

Светлана не скрыла от него, что побывала в школе. Но, как оказалось, рассказала не все. Так, например, утаила тот факт, что позавчера вечером ее племянницу поджидала неизвестная женщина, с которой та осталась разговаривать, в то время как Женя пошла домой. А еще она утаила, что накануне показывала Жене фотографию, на которой была запечатлена, по ее мнению, именно та женщина, а девочка утверждала, что нет, не она.

— А ты ничего не путаешь? — спросил Женю Ремезов.

— Нет, конечно, — подтвердила девочка. — Да вы у самой тети Светы спросите.

«Ох, уж эта тетя Света!» — с раздражением подумал Ремезов.

Возвращаясь в отдел, он продолжал крыть почем зря журналистку. «Выскочка сопливая, возмутительница уездного спокойствия! Да что я ей, мальчик на побегушках?! Вот посадил на собственную шею. Она будет со мной в прятки играть и под ногами путаться! Стерва! Удружил Витя Барсуков, ничего не скажешь. Ну ладно, я ей устрою!»

Для верности он прибавил к вышесказанному пару непечатных выражений, после чего его благородный гнев заметно унялся.

Все-таки интересно, почему, подробно изложив обстоятельства исчезновения племянницы, она упустила столь немаловажную подробность? Забыла? Пожалуй, сомнительно. Судя по рассказу Жени, Светлана Коноплева заявилась к ней с фотографией после визита к нему. Значит, пока они разговаривали, снимок преспокойненько лежал в ее сумке? Лихо! Мудрила-мудрила и в конце концов перемудрила саму себя.

Глава 15 Посылка нарочным

Капельницу убрали, и Илона могла наконец осмотреться. Слава Богу, палата была отдельной, и поблизости не наблюдались больничные старухи в вылинявших халатах с вечными жалобами на здоровье, подорванное непосильным трудом и мужьями-пьяницами. А значит, как папочка ни стучал штиблетами и ни размахивал руками, а любимую дочку на произвол судьбы не бросил.

В палату заглянул доктор в безукоризненно белом халате и спросил:

— Как самочувствие?

Она ответила:

— Нормально.

Доктор присел на стул, взял ее за руку, сосчитал пульс, поглядывая на наручные часы.

— Так-с, небольшая тахикардийка…

— Что со мной было, доктор? — Илона решила поинтересоваться собственным здоровьем.

Он опять забормотал, не поднимая глаз, как-то неразборчиво, словно у него сильный насморк: