Шутник

Развелись, потому что не могли больше жить вместе. Не могли и все. Точка. Порознь тоже не могли, но жили. Влад даже придумал теорию, отчего людям бывает так хреново после развода. За годы, проведенные вместе, в каждом человеке постепенно возникает «ты-любимый». Он растет, обзаводится характером, привычками, планами на ближайший отпуск и надеждой сделать ремонт. Эта эфемерная личность состоит из способности засмеяться в разгар ссоры, сгрести в охапку и утащить в спальню; из поцелуя в ямочку на шее; из трехчасового разговора по телефону во время долгой командировки; приступов ревности и разбросанных по полу носков; забытой на системном блоке кружки из-под кофе и кодового слова, которое означает, что ничего не изменилось — тебя любят, ждут, скучают… «Ты-любимый» любим одним единственным человеком на земле. Стоит этому человеку исчезнуть, и взращенный годами персонаж становится ненужным. Никому. Его остается только убить, а это больно. Очень больно.

Впрочем, к чему сейчас эти замшелые мысли и пропахшие плесенью воспоминания? Сейчас, когда вокруг прямоугольной ямы ежится под весенним ветром горстка людей? Заплаканные дождем лица. Покрасневшие от холода носы. Севка украдкой пялится на часы. Ленка, отвернувшись, строчит СМС-ку. Задумчивая девица бросает на гроб пару чахлых гвоздичек… Эх, Левка, нелепо как-то все… И жизнь, и смерть…

— Тебя подвезти? — Ленка тихонько тронула Влада за рукав, — Я в Северо-Западный. Ты, вроде, там же живешь?

Влад последний раз взглянул на холмик земли, увенчанный громоздким памятником. Мраморное уродство — фантазия провинциального скульптора. Кажется, это лира. На черной глянцевой поверхности шеренги тусклых букв: «Лев Гирин… годы жизни… Умер от смеха». Лева остался верен себе даже после смерти. Прощай, дружище.

— Спасибо, Ленок. Я на машине. Владу не хотелось ее расспросов. Не хотелось сочувствия и тихих вздохов. Домой! К Коту.

* * *

Когда-то Влад ненавидел Кота. Они были врагами. Кот гадил ему в ботинки, Влад «забывал» его покормить. Эта скотина признавала только Вику, но Вика ушла. А Кот остался. И Владу пришлось научиться его любить.

Истории их отношений стоило бы посветить целый роман. Влад посветил рассказ. Рассказ, главный герой которого, по удивительному совпадению тоже Влад, задумывает убийство рыжего пакостника. Настоящее убийство в английском стиле. Такое, чтобы жена ни о чем не догадалась. Он выбирает орудием преступления — шприц и яд, и в деталях представляет мучения последних минут жизни вредного увальня. Вздрагивающую тушку, поникшие усы, скатанную шерсть, тусклые глаза и скорбное «мяю» зверя в преддверии путешествия к своим кошачьим предкам.

Тот другой, выдуманный Влад, так и не смог довести дело до конца — его враг остался жить, благодаря судьбу за интеллигентский гуманизм или малодушие своего хозяина.

Как ни странно, но лишь только в рассказе была поставлена последняя точка, злость на своего бандита куда-то ушла — утекла в недра компьютера, заблудилась среди папок и программных файлов. А вместе с ней пропало желание наподдать откормленным окорочкам в апельсиновых шароварах, величественно проплывающим мимо, или закрыть в темном туалете в отместку за разодранный портфель. Кот почувствовал эту перемену. Почувствовал и решил расплатиться по счету — между старшими мужчинами в семье установился худой мир, который, как известно, лучше хорошей войны. Влад кормил, кот не пакостничал. Так и жили, пока не случился развод.

А когда случился, Кот не пожелал оставаться в квартире без Влада. Это было тем более странно, что его сородичи тяжело переносят смену жилплощади, но, видимо, Кот этого не знал. Он орал как умалишенный, пока Влад швырял свои вещи в огромные сумки, привезенные из Германии, говорил на разные голоса, чревовещал, жалобно бранился, а потом залез в одну из них и затих. Получилось, что Вике достался Женька, а Владу — Кот.

* * *

В квартире пахло ванильным печеньем. Кажется, им пахло здесь всегда. Сколько помнил себя Влад. Хотя он уже несколько лет ничего серьезнее сосисок и яичницы не готовил. Может быть, аромат маминой стряпни так впитался в стены этого дома, что никаким холостятским духом его не перешибешь, а, может, уютный запах рождала старенькая колонка, которая наполняла веселым гудением тесную кухню двухкомнатной «чешки».

У двери его встретил Кот. За прошедшие четыре года он здорово заматерел и теперь напоминал Толяна из третьей квартиры. Такая же упитанная ряха.

— Чего-нибудь принес? — спросил Кот.

— Фарш. Будешь?

— Спра-а-ашиваешь.

* * *