Шутовской хоровод

В кебе, когда они возвращались в тот вечер в Кью, Цельный Человек решил, что пора перейти к решительным действиям. Прощальный поцелуй, более похожий на шумное шаловливое чмоканье, чем на серьезное объятие, уже входил в церемониал, подписанный с приложением печати хихикающей Молли перед отъездом. Пора было, по мнению Цельного Человека, придать этому приветствию характер менее формальный и менее шаловливый. Раз, два, три, и наконец, когда они пересекали Гаммер-смит-бродуэй, он перешел к решительным действиям. Эмили разразилась слезами. Он не был подготовлен к этому — а следовало бы. Только мольбами, только чуть ли не слезами Гамбрил убедил ее взять обратно свое решение никогда, никогда больше с ним не встречаться.

— Я думала, вы не такой, — рыдала она. — А теперь, теперь...

— Не надо, не надо, — уговаривал он. Он готов был тут же сорвать с себя бороду и покаяться во всем. Но, поразмыслив, он решил, что это еще больше осложнит дело. — Не надо, я обещаю.

В конце концов она согласилась увидеться с ним еще раз, Скажем, в Кью-гарденс, на следующий день. Они условились встретиться у маленького храма, что стоит на холмике над заросшей вереском долиной.

И вот они встретились. Цельный Человек был оставлен дома в правом верхнем ящике комода, вместе с галстуками и воротничками. Он догадался, что Некто Мягкий и Меланхоличный понравится ей больше; и он оказался прав. Она с первого же взгляда нашла его «более нежным».

— Я вас прощаю, — сказал он и поцеловал ее руку. — Я вас прощаю.

Рука об руку они шли по долине, заросшей вереском.

— Не знаю, почему это в ы должны меня прощать, — сказала она смеясь. — По-моему, прощать надлежало бы как раз мне. После вчерашнего. — Она укоризненно покачала головой. — Вы меня так огорчили.

— Да, но вы уже простили меня.

— По-моему, вы слишком многое считаете само собой разумеющимся, — сказала она. — Не будьте таким самоуверенным.

— Но я вовсе не самоуверенный, — сказал Гамбрил. — Не вижу...

Эмили снова засмеялась.

— Мне хорошо, — объявила она.

— Мне тоже.

— Какая зеленая сегодня трава!

Зеленая-зеленая, после всех этих дождливых месяцев она блестела на солнце, точно освещенная изнутри.

— А деревья!

Бледные, высокие, унизанные комочками пыльцы деревья английской весны; темные симметричные сосны, разбросанные, точно острова, по лужайкам; и каждая сосна отдельным силуэтом вырезалась на небе, и каждая отбрасывала на траву у своего подножия тень, непроницаемо-темную или рябую от подвижных пятен света.

Они гуляли молча. Гамбрил снял шляпу, вдохнул нежный воздух, пахнувший зеленью.