Швед

Когда мне хотелось секса, я занимался им, выбирая партнёрш, которым нравилось, когда им указывали, что делать, которые не возражали против того, чтобы я был главным, и самое важное, они знали, что после того как всё закончится, от меня не следует ничего ждать. Никакой любви. Никаких отношений. И уж точно никакой семьи.

Иногда, даже когда я хотел секса, то отказывал себе, чтобы сохранить контроль.

Сейчас, глядя на раненную Яну, я ощущал себя полным идиотом.

Странное и необъяснимое притяжение, которое я ощущаю вокруг неё, очарование – всё это напрягает, нарушает мой контроль.

Не обращая внимания на нелепое сердцебиение, и стараясь не глядеть на пушистую киску между ног мелкой, я осмотрел рану и сказал:

– У тебя неприятный порез… Прямо… под ягодицей… – голос дрогнул и прозвучал слишком низко и резко.

– Я… я не специально… – проговорила вдруг она жалобно.

Блядь! Она думает, что я сержусь.

Да, я сержусь. На самого себя. На свои чёртовы инстинкты и неуместное желание.

– Как же ты умудрилась порезать задни… ягодицу? Ладно, руки… – решил я пошутить, но вышло опять грубо.

Яна вздохнула совсем уж печально и говорит:

– Можете называть меня сенсеем среди неудачников.

– Всё не так, – произношу, осторожно касаясь нежной кожи вокруг раны. – Значит так, Яна, я сейчас вытащу осколок, продезинфицирую и заклею пластырем. Проделаю также с ладонями. И сразу отвезу тебя в больницу. На ягодице потребуется наложить шов и…

– Не-е-ет! Нет, нет, нет! – вдруг отчаянно запротестовала она и дёрнулась, причиняя самой себе новую боль. – Не нужно в больницу… Пожалуйста…

Я в недоумении. Но решаю не спорить и не настаивать. Вон как трясётся, того гляди и сознания лишиться.

Чёрт, как всё не вовремя.

– Ладно, не бойся. Никакой больницы, сам всё сделаю, – успокаиваю её.

Мелкая тут же облегчённо выдыхает.

– Но ты обязательно мне расскажешь, почему боишься больницы, – говорю тоном, не терпящим возражений.

– Нечего рассказывать, – произносит она тихо, – у меня с больницами и врачами связаны не самые лучшие воспоминания и соответственно, ассоциации.

Качаю головой.

– Вот и расскажешь. Я сейчас схожу за аптечкой. Не двигайся.

Вернулся быстро. Сел на кровати, стараясь поудобнее устроить свой стояк так, чтобы его было не сильно заметно. Яна итак чувствует себя неуютно. Ещё у меня реакция не к месту.

– По молодости мой наставник заставил меня обучиться всему самому необходимому в жизни, включая оказание первой помощи. Я зашью рану. Но девочка, тебе будет больно. Обезболивающего у меня нет…

– Ничего, я потерплю, – говорит она быстро. – Знаете, год назад мне устроили одну пакость – вбили гвоздь остриём вверх на лестнице, по которой я всегда первой сбегала из общей комнаты, как проснусь. Со всей силы напоролась пяткой на острие. Боль была такой дикой, что я чуть сознание не потеряла. Как раз Ржавого не было… – она умолкла на мгновение и быстро договорила: – Короче… Никакой больницы не было. Промыла водой и само всё зажило. Так что… зашивайте. Я привычная.

Мне жаль слышать это. Мне откровенно жаль её саму. Мне жаль, что никто ей ласки не давал и нормально не защищал. Мудак Ржавый не считается.

Я так ясно себе представляю, как она тихо страдает в детском доме, но молчит, и это рвёт мне сердце. Я смотрю прямо перед собой, и во мне разгорается гнев, но мне не на ком и не на чем сорвать его. Всё внутри кипит, я сижу рядом с ней, стиснув зубы, и надеюсь, что мелкая не чувствует исходящие от меня эмоции гнева.

Тряхнул головой и сосредоточился на её ране.

Пинцетом осторожно вытаскиваю осколок.

Кровь льётся и льётся. Прикладываю антисептическую салфетку и Яна глухо шипит. Промываю антисептиком рану и пока оставляю её так.

– Так, давай сейчас займёмся твоими руками, а потом я зашью рану.

С ладошками справляюсь быстро: вытаскиваю все осколки, дезинфицирую, заклеиваю пластырями.

Когда приготовил крючковатую иглу и нить, говорю:

– Готова?

Она кивает и закусывает подушку.

Прокалываю кожу с внешнего края вовнутрь.

Яна шипит и резко дёргается вперёд, всё её тело напрягается. Она стонет от боли и утыкается лицом в подушку.

Я замираю.

– Яна, постарайся не дёргаться, – стараюсь говорить ласково, но голос вибрирует.

– Неприятно, – жалуется она и снова выпячивает попу.

– Прости, – выдавливаю из себя.

Мой кадык дёргается, когда с трудом сглатываю.

Прикладываю салфетку, чтобы убрать кровь, мне нужно видеть края раны. И легонько дую на порез.

Кожа мелкой мгновенно покрывается пупырышками, и я вновь ненавижу себя за неуместное желание и развратные мысли и картины, которые рисует моё богатое воображение.

Зашиваю аккуратно, ставлю дренаж и заклеиваю хирургическим пластырем.

– Наложу ещё марлевую повязку, – бормочу, завершая операцию. – Рану осматривать и дезинфицировать будем ежедневно.

Она кивает и шепчет:

– Мне нужно убрать осколки в ванной… И простыни сменить… Я всё вам испачкала.

– Не нужно ничего. Горничные всё сделают. Сейчас их вызову.

– Как это? – удивляется она.

Убираю в аптечку инструменты и отвечаю на её вопрос:

– В этом доме есть круглосуточная служба, которая предоставляет уборку квартир в любое время суток.