Четыре года спустя, после рождения Курта, в семье появился еще один мальчик – Виктор. Отец решил пока не ломать голову над будущей карьерой братьев, до достижения ими отрочества, а вплотную занялся их воспитанием, в соответствии с традициями дворянства. Методы были самые испытанные: религиозность, железная дисциплина и усердная работа. Как учил сам великий Мартин Лютер: «Работа укрепляет здоровье и благосостояние, а также, препятствует многим греховным соблазнам!»
Братья штудировали Библию и катехизис, латынь, французский и математику. По субботам они представали перед отцом, который вспоминал все их малейшие проступки и грехи за прошедшую неделю и подвергал основательной порке. Суровость воспитания доходила до того, что детям никогда не разрешалось сидеть при родителях. Даже за обедом они ели стоя. Подобная жестокость не вызывала никаких ответных враждебных чувств к родителям. Напротив, братья всегда уважали, любили и восхищались своим отцом. Таковы были нравы века восемнадцатого, читатель!
Глава 3. Служба полицейская.
Будь она проклята, служба полицейская. Второй год драгуны Веселовского рыскали по брянским лесам. Лихих людишек отлавливали, за разбойниками гонялись. Одну партию воровскую поймают, глянь, через месяц новая объявляется. Из-за рубежей польских приходят. Сколь уж раз помещики жалобы отсылали в Сенат, что людишки их по подговору польских обывателей за рубеж подаются, пожитки помещичьи пограбя. Шляхта польская помогает беглым, дает оружие и порох, а потом посылает в Россию для воровства, разбоя и грабежа.
Полковник Панов, в Польшу посланный для сыску беглых, доносил в Сенат, что оных здесь обретается до миллиона человек. Одна польская Лифляндия была сплошь заселена русскими беглецами, преимущественно раскольниками. Поляки соглашались вернуть беглых солдат и преступников, но никак не крестьян, растолковывая, что крестьянин не есть «дезертир». Полковник объяснить старался, что слово «дезертир» не русское, и не польское, а немецкое, по-русски означает «беглец». Многие из крестьян бежавших за уголовные преступления в розыске состоят. Один утопил жену, другой человека убил, третьи, сговорившись, дом помещичий сожгли и разграбили, и так далее.
Канцлер литовский, князь ясновельможный Чарторыйский уклончиво объяснял Панову:
- От самой императрицы русской зависит, чтоб впредь беглых за рубеж не было, да и прежние возвратились. Пусть ее величество амнистию объявит, обещает возвратившимся свободу от податей на несколько лет и построение слобод для жительства, а раскольников обнадежит, что впредь им утеснения никто чинить не будет.
Шляхта высказывалась откровеннее:
- Когда Карл XII пошел на Украйну, ваш царь Петр всех жителей польских пограничных областей выселил в Россию. Откуда оные возвращены не были. Вот и мы отдавать никого не намерены.
Ксендз Аскирка, сорока деревнями владевший, где русские беглые в основном проживали, кричал дурным голосом на Панова:
- Что бы министры в Варшаве не удумали, я на их предписания и смотреть не буду. В прошлую революцию ваши русские полки забрали добра у меня разного на 100 000 талеров, да 90 человек сбежали с ними. Уйди, полковник. Скройся! Ни отдам никого. А то и с тобой поступлю плохо.
Только накроют драгуны одну шайку, как жди следующую. Пойманных сперва вязали, после колодки деревянные навешивали. Куда девать-то их в лесу. Так и таскались с отрядом вместе. Веселовский отписывал начальнику корпуса генералу Фролову-Багрееву:
- Оных колодников со мною до двухсот обретается. Куда девать ума не приложу. По рукам связывают. Драгуны то ж поизносились донельзя, лошади совсем плохи стали.
Наконец, последовал указ прекратить сыск, полку собраться в Севске и следовать в Малороссию, где квартировать в Молдавском гусарском полку. Обратился было Веселовский с просьбой об отпуске, но отказано было:
- Дескать, вы, премьер-майор, в 45-м годе были в полугодовалом отпуске. Полки по сей день не укомплектованы. Отпускать кого-либо высочайше не велено.
И все тут.
Одно радовало – письма от Эвы шли регулярно. Жили они в достатке, у родителей. Машенька росла. Седьмой год уж пошел. «Да такая умница!» - писала Эва. Скучал Веселовский по семье. Ночами теплыми сидел под небом украинским звездами усыпанным, дышал воздухом степным полынно горьким, грустил. Думалось:
- Как они там? Как Машенька? Небось совсем по-русски говорить и не научиться.
Вспоминал смех детский, ручейком серебрящийся, кудряшки льняные, запах младенческий, чистый и молочный. Опускал голову на грудь майор, вздыхал тяжко. Служба…