Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы

— Ну, то, что вы чувствуете к нашему старику, нельзя назвать любовью, — спокойно разъяснил Донон. — Подлинное чувство любви — это нечто другое, чего вы еще, верно, и не знаете. Любовь — это тайна. Вот сегодня ночью я или кто другой — жду вас, дрожа от нетерпения, изнывая от жажды, считая минуты, отделяющие меня от вас. И когда вы тайно, замирая от страха, крадетесь ко мне — тогда, может быть, вам откроется любовь как нечто новое и особенное, не пережитое ни разу в жизни!

Начинало смеркаться, и я не мог хорошо разглядеть выражение глаз Монхиты. Но голос ее прозвучал ясно, громко и чуточку насмешливо.

— Правда! Вы меня почти убедили. Мне уже почти любопытно узнать такую любовь, которую вы мне описали, — ново и незнакомо! Но, к несчастью, я обещала моему любимому верность!

Внезапный оборот ее мыслей и лукавая насмешка в голосе могли еще пробудить наше недоверие к ней. Но мы все были чересчур нетерпеливы и распалены желанием, чтобы обратить на это внимание.

— Да вы не должны блюсти это обещание, — вскричал Донон, — ведь вы дали его, не любя, человеку, которому считаете себя обязанной за его услуги вам и отцу!

Дон Рамон зажег у себя восковую свечку, и узкая полоска света проникла через полуоткрытую дверь в комнату.

— Ну, если все, что вы сказали, — правда и не должно держать слова, данного нелюбимому, то я не возражаю и обещаю вам прийти…

Голос ее стал еще более надменным и насмешливым, но лицо осталось задумчивым, серьезным — даже печальным.

— Вот это разумно сказано! — восхитился Брокендорф. — И когда же, прекрасная Монхита, мы сможем с вами встретиться?

— Сегодня после вечерни, то есть, думаю, около девяти часов вечера я приду…

— И кто из нас будет счастливым? — нажал на нее Эглофштейн, уже поглядывая с ревнивой завистью на Брокендорфа, Донона и меня.

Монхита внимательно посмотрела на каждого из нас. Дольше всех — на меня. И мне в этот миг показалось, будто мои и ее восемнадцать лет притягивают нас друг к другу.

Но потом она покачала головой.

— Раз уж я и не знаю и едва могу понять, какое это новое и особенное чувство любви, наслаждение которым вы мне обещаете, то для меня и невозможно сразу решить, в чьих руках я пройду эту школу! Давайте встретимся — в монастыре Сан-Даниэль!

Она отворила дверь и крикнула в мастерскую, что хватит работать, еда давно ждет на столе.

Дон Рамон и натурщики вылезли из-за «Погребения Христа». Но художник казался недовольным своей работой.

— Этот мой Иосиф — совершенное ничтожество, что в позиции тела, что в выражении лица… — вздохнул он.

— Вы могли бы придать ему и лучший вид, — обидчиво заметил молодой натурщик, одергивая короткие рукава.

— Но у него очень естественная поза! — утешила иерусалимская дама его и художника.

Брокендорф не преминул вставить и свое замечание.

— Много лиц на картинах, а все разные! — заключил он глубокомысленным тоном.

— Это потому, что каждое я пишу с натуры! — пояснил дон Рамон. — Есть плохие живописцы, которые сразу берут за образец готовые картины других мастеров. Если вы хотите купить картину — это будет стоить сорок реалов. Заметьте, это — многофигурная картина. За ту же цену могу продать две маленьких, как будет вам угодно…

— Давайте сюда картины! — расщедрился Брокендорф, весьма довольный удачным исходом приключения. — И чем больше — тем лучше!

Он вытащил из кармана два золотых луидора, о существовании которых помалкивал, поскольку задолжал за карточный проигрыш. Дон Рамон забрал золото и дал ему святого воина и мученика Ахатия и флорентийского субдиакона Зиновия.

А мы уговорились с Монхитой сойтись в девять у ворот Сан-Даниэля. И пошли в гостиницу выпить вина и поужинать. Все были в веселом настроении, а Брокендорф от радости готов был ходить на голове. Он напугал старуху-хозяйку, насвистывая, как дикий гусь, уволок — и далеко! — лестницу от голубятни на улице Сан-Херонимо, и зазвал нас в лавку горшечницы, которую он вовсе не знал, и задал ей для развлечения вопрос: почему она обманывала своего мужа на прошлой неделе с хромым писарем из магистрата…

Глава XI Гимн Талаверы