Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы

Крестьянин, поднявшийся посреди ночи посмотреть на захворавшую корову, увидел, как разбойники выходили из церкви с пустыми руками. В тот же самый момент, не успев даже накинуть на себя верхнюю одежду, он побежал в замок барона Мельхиора фон Бафрона. Там подняли тревогу. Господин фон Бафрон еще не ложился. Когда прибыло известие о неудачном ограблении, он сидел с гостями за карточным столом. Он живо собрал всех, кого только можно было найти в такой час: крестьян, угольщиков, слуг и охотников.

И все-таки погоня запоздала. Едва почуяв опасность, разбойники рассеялись в разные стороны и один за другим ускользнули к польской границе. Банду так и не сумели настичь, хотя всадники носились по всем дорогам и прочесывали все леса в окрестностях Милича. Им удалось найти лишь холщовый мешок, который потерял один из бандитов. В мешке были хлеб, лук, кисет с крупной солью да завернутые в тряпочку человеческие зубы устрашающей величины — очевидно, то была священная реликвия из какой-нибудь ограбленной церкви.

На следующее утро из городка Трахенберга прискакал с отрядом драгун известный всей округе Барон Палачей. За четыре месяца до того он вернулся из Венгрии, где участвовал в боях против турок, и сразу же включился в преследование святотатцев по всей Силезии; он шел по их следам словно ищейка. Он пришел в бешенство, когда узнал, что на польской границе задержали нищего монаха в коричневой рясе — и тут же выпустили, не найдя в нем ничего подозрительного. Барону было известно, что один из грабителей до сих пор прикрывается монашеской рясой. Правда, он и сам не нашел ничего подозрительного в шведском курьере, ехавшем в Трахенберг с кожаной почтовой сумкой на плече. Они поболтали по-шведски и по-французски, и незнакомец продолжил свой путь. Барон ничуть не насторожился, ибо в те времена посланцы шведского короля разъезжали повсюду — от Силезии до Померании.

Этот налет был последней операцией, которую провели разбойники, и долгое время после того о них ничего не было слышно. А к празднику Тела Господня разнеслась молва, что с бандой святотатцев покончено.

Рассказывали, будто где-то посреди польских лесов они перессорились при дележе добычи и дело дошло до ножей и мушкетов. Трое были убиты на месте, а уцелевшие, прихватив добычу, бежали в неизвестном направлении. Среди убитых якобы нашли и атамана.

Слух быстро прокатился по стране. Извозчики пересказывали его в деревнях, священники повторяли его в своих проповедях, и находились люди, которые уверяли, что воочию видели трупы бандитов. Повсюду царила радость по поводу счастливого избавления от ужасной банды. А о плачевной гибели атамана была сложена — и даже напечатана! — песня, которую вскоре стали распевать на всех ярмарках и во всех кабачках.

Но был в Силезии один человек, который не хотел верить всему этому. То был Барон Палачей. Он зло смеялся над легковерными людьми и громогласно объявлял этот слух обманом. Он говорил, что разбойники сами распустили байку про то, что их главарь упрятан на три фута под землю, и сделали это для того, чтобы войска прекратили за ними погоню и позволили им спокойно просаживать свою добычу в кабаках. Капитан клялся клыками, хвостом и рогами самого дьявола, что не будет знать покоя, пока не передаст церковных грабителей во главе с их атаманом в руки палачей.

И все же с тех пор о банде не было никаких известий; в церквях или часовнях воцарилось спокойствие, и хранившиеся в храмах драгоценности сверкали у всех на виду в сумеречном свете витражей. Ни одна воровская рука не тянулась к ним больше.

В глубине Богемских гор, в труднодоступном месте, которое в народе называли «Семь пещер», скрывалась лесная хижина грабителей церквей. Там-то они и собрались на свою последнюю сходку.

Было раннее утро. На улице стоял дикий холод, ветер бешено рвался сквозь расщелины и дыры, по крыше молотил мелкий дождь. Четверо бандитов, завернувшись в плащи, лежали на соломе и жадно смотрели на сваленные в кучу сокровища — на дукаты, двойные талеры, кремницкие дукаты и данцигские золотые, которые сохранились из богемской, силезской и польской добычи прошлого года и до сего времени лежали в тайниках.

Всю ночь они говорили, спорили, кричали друг на друга; никто из четверых не хотел отпускать своего атамана, а равно и расходиться каждый своею дорогой. Они настаивали на том, что золота набрано еще недостаточно и что в этой стране его можно добывать мешками и корзинками.

Но атаман оставался при своем мнении. Он говорил, что, несмотря на все радужные перспективы, им необходимо было разойтись и что продолжать промысел было опасно.