Шведский всадник. Парикмахер Тюрлюпэ. Маркиз Де Боливар. Рождение антихриста. Рассказы

Господин Гаспар встал. И пока Тюрлюпэн чистил на нем камзол, он положил два су на столик госпожи Сабо. Потом тихо и храня обычный свой сосредоточенный вид, он вышел, отвесив поклон присутствовавшим.

Сейчас же после него ушел и кабатчик, опираясь на руку друга своего, викария. Этого мгновения ждал Тюрлюпэн, потому что хотел поговорить с господином Фруассе о деле, про которое не всякому надлежало знать.

Глава VIII

Тюрлюпэн приблизился к писцу парламентского советника с очень почтительным поклоном.

— Чем могу служить, сударь? — спросил он. — Я весь к вашим услугам.

Господин Фруассе уселся в кресло с видом мученика и объяснил Тюрлюпэну, что нужно сделать с его наружностью.

— Только поживее! — приказал он. — Мне здесь чертовски неудобно. Волосы справа — до уха, а слева — до плеча.

Тюрлюпэн взялся за ножницы и длинный гребень.

— К этой прическе, — сказал он, — не подходит ваша старая шапка из кроличьих шкурок. Для нее нужна широкополая шляпа с длинным пером.

Господину Фруассе очень не понравился такой совет. Он собирался носить свою старую шапку до тех пор, пока ему не подарит новой господин парламентский советник.

— Да уж ладно, — буркнул он в раздражении, — Что слышно нового?

— Нового? А и вправду есть одна новость, — шепнул ему Тюрлюпэн, только это большой секрет. Вы будете поражены, господин Фруассе, послушайте только. Одна знатная дама, из числа самых высокопоставленных, вы, может быть, догадаетесь, о ком я говорю…

— Погромче! — сказал господин Фруассе. — Я ни слова не слышу.

— Извольте. Так я повторю, — крикнул из другого угла комнаты господин Ле-Гуш. — Я рассказываю госпоже Сабо о том, как в последний год царствования покойного короля мои фермеры продали молочного поросенка за семнадцать су. Нынче ровно столько же стоит курица, больше я ничего не сказал.

— Словом, герцогиня, — продолжал шепотом Тюрлюпэн. — И у нее есть от законного супруга сын, которого она скрывает от общества.

— Какое мне до этого дело? — сказал господин Фруассе.

— Но ведь это поразительно.

— Ничего в этом нет поразительного, — заявил писец парламентского советника. — Такие случаи бывали. Было время, когда многим вельможам опасно было иметь наследников по мужской линии. Я сам знавал одного дворянина-гугенота…

— Но этому сыну, — перебил его Тюрлюпэн, — стало известно его происхождение, и он предъявляет свои права.

— А, это меняет дело, — воскликнул писец и стал быстро прикидывать в уме, какую сумму смогут извлечь из такого процесса он и его господин. — Это очень запутанный судебный казус. Подсуден он парламенту. И если парламент признает его права…

Тюрлюпэн, с ножницами в руке, блаженно улыбаясь, закрыл глаза. Он представлял себе пергамент с печатью из желтого воска, висящей на зеленом шелковом шнурке.

— Это, конечно, нелегко, — продолжал писец. — Перед парламентом каждое заявление должно быть подкреплено доказательствами. Чуть только заявишь то или другое, сейчас же со всех сторон раздается: доказательства, сударь, не угодно ли представить доказательства?

— А что ему нужно сделать, чтобы добиться признания своих прав?

— Прежде всего он должен раздобыть выпись из актов о крещении, объяснил господин Фруассе. — Это стоит денег. Затем — двух ходатаев, одного из судейского сословия, другого — из дворянского. За деньги он их найдет. Затем — готовых присягнуть свидетелей.

— Свидетелей? — спросил придушенным голосом Тюрлюпэн. — Как же он найдет в таком деле свидетелей?

— Если у него есть деньги, то он их сколько угодно найдет, — ответил писец. — Это очень просто.

Чрезвычайно озабоченный, Тюрлюпэн окончил прическу. Деньги! У него их не было. Он стал соображать, какую сумму может наспех сколотить. Продать праздничный камзол — он стоит двенадцать ливров; перину; маленькое серебряное распятие. Потом — стенной ковер, тот, что у него в комнате наверху, с изображением царицы Юдифи. Но перина и ковер принадлежали не ему, а вдове Сабо.

И Тюрлюпэн сказал тихо и удрученно:

— Денег у него нет.

— Нет денег? — разочарованно воскликнул писец. — Отчего же вы этого сразу не сказали? Если у него нет денег, то дело его заранее проиграно.

Тюрлюпэн положил на столик ножницы и гребень.

— Он беден, — сказал он уныло, — где же ему достать деньги?

— Это его дело, а не мое, — заявил писец. — Пять тысяч ливров, никак не меньше.

— А я думал, достаточно пряди белых волос, — прошептал совсем тихо и растерянно Тюрлюпэн.

Господин Фруассе встал и взялся за шапку. Но не ушел. Положил вдруг руку на плечо Тюрлюпэну и отвел его в угол комнаты.

— Надо ей написать, что вся тайна раскрылась, — шепнул он ему доверчиво.

— Написать? Кому написать? — спросил Тюрлюпэн.

— Можно таким способом извлечь пользу из дела, раз вы в него посвящены.

И так как Тюрлюпэн все еще не понимал его, писец высказался яснее:

— Она должна заплатить за молчание.

— Господин Фруассе, — прошептал Тюрлюпэн, побледнев от возмущения, вы жалкий человек. Ни слова об этом, я ничего не хочу об этом больше слышать.

Писец парламентского советника сделал еще одну попытку доводами благоразумия склонить Тюрлюпэна к этому плану.