Шведское огниво

Однако прожженный делец не прогадал и на этот раз. Девушка быстро привыкла к городским порядкам, новому имени Сарра, научилась еврейским порядкам и обычаям не хуже тех, кто впитал их с молоком матери. Как любил приговаривать глава семейства, у него в доме всегда было молоко отдельно, мясо – отдельно. Видимо, это означало полный порядок. Детей Касриэль воспитывал в строгой вере отцов. Таких, как он, кому не досталось правильных невест, в Сарае было много. Но это даже прибавляло им ревностности в соблюдении традиций.

Оказывается, Соломон не терял времени зря и уже успел много чего порассказать любопытному Илгизару об этих самых традициях. Тот был явно недоволен, что разговор прервался слишком быстро.

На шум прибежал Сарабай. Вид стражников не придал ему радости, а вот новость, что вся честная братия проведет ночь на его дворе, пришлась явно по душе. Тем более что меняла сразу объявил:

– Я знаю, что по закону ты должен обеспечивать всем необходимым слуг хана. Но у меня сегодня праздник. Поэтому я угощаю. И плачу. Чтобы все самое лучшее. Говядина есть?

– Я же бывший мясник. У меня лучший скот. Зря, что ли, ваш шойхет ко мне короткую дорожку знает?

Проголодавшийся Касриэль, радостно потирая руки, подсел к огню, однако на всякий случай смущенно буркнул, почти что под нос:

– И это… Молочного не надо…

Злат захохотал. Потом уже строго велел хозяину дать побольше мяса стражникам. И шепнул им на ухо:

– Вы по одному сидите во дворе. Где-нибудь в сторонке, в дальнем углу, чтобы видно не было. Следите потихоньку за дорогой и по сторонам. На всякий случай. Сменяйтесь почаще, чтобы не уставать.

Довольный Сарабай между тем хлопотал вовсю. Стражникам принесли большущее блюдо баранины. Касриэль потянул носом и недовольно стрельнул глазами. Но промолчал. Тем более что перед ним в мгновение ока очутились великолепное жаркое из самых нежных кусочков говядины и горячие лепешки из лучшей пшеничной муки, которую мололи из зерна, привозимого с самого Крыма. А не успел он покончить с мясом, как сам хозяин торжественно внес блюдо, увенчанное разваренной головой осетра.

– Я слышал, ты посылал домой за рыбьей головой?

Уже давно объевшийся меняла так умилился, что обнял Сарабая:

– Спасибо тебе, друг! Ты так добр. Пусть Всевышний воздаст тебе за усердие. Ну и я в долгу не останусь. Думаю, Злат и Илгизар по достоинству оценят это кушанье. – Он добродушно засмеялся. – А вот правоверному иудею его есть нельзя. У осетра нет чешуи. Я подожду голову, которую приготовила моя Сарра. – Примирительно похлопав огорченного Сарабая по плечу, Касриэль добавил: – Коли ты хочешь в этот день почтить еврейские традиции, сделай нам пшеничного хлеба с медом. Чтобы наступивший год для всех был сладким.

В очаг подкинули еще дров, а хозяин подложил веточек из можжевелового веника, и по залу поплыло молитвенное лесное благоухание.

Приехал слуга Касриеля. Заботливая супруга, кроме одежды, прислала мужу пару теплых одеял и всякой снеди. Не забыла и рыбью голову. Меняла торжественно уселся за стол и с достоинством приступил к трапезе. Злат, который вместе с Илгизаром не спеша разбирал на кусочки остатки сарабаевской осетрины, даже перегнулся с интересом, чтобы посмотреть, чему же отдал предпочтение правоверный иудей. От лампы друзья отказались, и при свете очага пришлось приглядываться долго.

– Это что же, белорыбица?! – присвистнул наконец наиб. – Вот это да! Где же ты такую здоровую нашел?

– Заказываю у рыбаков заранее. Они часто специально в садках нужную рыбу держат для праздника. – Потом Касриэль все-таки решил поскромничать. – Бывает, что и щуку беру. Или судака. Главное, чтобы с мелочью не колупаться.

Стражники между тем вышли, один караулить, второй к лошадям, и они остались втроем.

– Завтра в диване-яргу тебе предъявят обвинение. Дело серьезное.

– Даже не могу ничего сказать. Сам, если честно, не понимаю. Однако законов я никаких не нарушал. Письмо это отдам яргучи, расскажу все, что знаю.

– Так что же ты знаешь?

– Ничего, кроме того, что уже тебе сказал. Это письмо от одного менялы из Праги. Знаешь, что такое Прага?

– Город.

– Понятно, что город. В Чехии серебряные и золотые рудники. Монетный двор, каких во всем мире мало. – Касриэль сделал значительную паузу. – Богатство. Деньги. Это я к тому, как нужно относиться к тамошним менялам. Вот только до наших краев чешские деньги редко доходят. Они обращаются там, в закатных странах.

«Закатные страны!» – отозвалось в голове наиба.

– Поэтому заплатит по долгу этого менялы купец, который ведет дела в наших краях. Торгует на наши сумы, ромейские иперперы. Потом они там между собой разберутся. В общем, тот, кто и в наших краях бывает, и там, куда доходят пражские гроши. Такие есть на Волыни. Во Львове или тамошнем Владимире.

– С их князем у хана нелады, – почесал нос наиб. – Выход вроде дает, а ярлык не брал. Все на сторону смотрит. А ведь ханский улусник со старины. Но сейчас вроде тихо. Да и купцам тамошним дорога чиста. По ханской грамоте.

– Они еще много с кем торгуют. С поляками, с Тевтонским орденом. С Венгрией.