Шведское солнце и пармезан

– О боже. Прости, пожалуйста. Сама не знаю, почему у меня вырвалось «Кристиан». А впрочем, знаю. Так звали моего бывшего. Я сравнительно недавно развелась. Всего полгода прошло.

– Ой. Сочувствую.

– Спасибо. Последние месяцы… они… в общем, буду с тобой откровенна. Это был чистый ад. О боже, бывали дни, когда я смотрела на банку с таблетками и думала… О, большое спасибо!

Патриция забирает свой джин с тоником у официанта, который выглядит малость встревоженным. Он спрашивает, что они будут есть, и Расмус заказывает гамбургер, а Патриция – бифштекс «тартар». Расмусу страстно хочется попросить официанта остаться и составить им компанию. Ему не улыбается сидеть одному на свидании. Это слишком жутко. Слишком мучительно.

Но официант уходит. Само собой, ведь у него полно других посетителей, которых надо обслужить. Патриция делает большой глоток из своего бокала и одергивает на себе платье, от чего ложбинка между грудями обнажается еще больше.

– Ну… расскажи мне что-нибудь о себе, – просит она. – Кто ты? Чем занимаешься?

Расмус нервно сглатывает, прежде чем ответить:

– Сложный вопрос. Эхм… не знаю, что тебе рассказывала обо мне Карина. Но мне сорок один год. Родился и вырос в Норртелье, но жил много где. И я музыкант. Точнее, был им. Несколько лет играл в музыкальной группе. И я обожаю кино, пиво, пиццу и…

Он запинается, заметив, что лицо Патриции внезапно омрачилось.

– Прости, я что-то не то сказал?

Она качает головой.

– Наверное, слишком много информации зараз. Извини. Я немного не привык к такому…

Патриция небрежным жестом отмахивается от его слов.

– Нет, ты не сказал ничего плохого, просто я… вспомнила Кристиана. Так глупо, прости.

– Тебе не нужно просить прощения.

Она поднимает на него полные слез глаза.

– Кристиан обожал пиццу. И мы часто готовили ее дома, сами. Правда, без глютена, у Кристиана была на него аллергия. Мы делали основу из цветной капусты, а потом каждый накладывал сверху что хотел. Мне нравилось с курицей, а ему – с саль… саль… саль…

Воспоминания накатывают на Патрицию так неожиданно, что она начинает заикаться.

– Саль… саль… саль…

– С салями?

Патриция кивает, и одинокая слеза скатывается по ее щеке. После чего она делает глубокий вдох через нос и большой глоток из своего бокала.

– Но сейчас мы не будем говорить о нем, – твердо произносит она. – Он превратился в историю. Которая осталась в прошлом! Последние полгода я каждый день думала о нем, представляешь? КАЖДЫЙ божий день. Каждый час, каждую минуту. О нем и его новой «женщине».

И она изображает в воздухе кавычки, намекая, что женщина, с которой сейчас имеет дело Кристиан, похожа, скорее, не на женщину. А, скажем, на баклажан.

– Она – японка, – поясняет Патриция и закатывает глаза. – Они познакомились на работе. Класс, правда? На конференции в Токио. Может, она и экономист, но шлюха тоже порядочная.

Расмус давится пивом и кашляет, чтобы отдышаться. Патриция внезапно смущается и, утерев пот со лба, одним махом осушает свой бокал.

– Прости, Кристиан…

– Расмус.

– Да, Расмус. Знаю, звучит гадко. Но я не гадкая, я даже начала практиковать медитативное дыхание. Вот так: ахххх, ахххххх…

И она принимается дышать шумно и с присвистом, как кузнечные мехи. Расмус не знает, куда деваться. Его так и подмывает вскочить и умчаться отсюда прочь.

– Иногда это помогает, – поясняет Патриция, – но чаще – нет. Как представлю их вместе… Клянусь, в такие моменты меня так и подмывает размозжить ее японскую башку… О, спасибо большое!

Официант приносит бифштекс для Патриции и бургер для Расмуса, но, прежде чем он убегает, Патриция успевает заказать еще одну порцию джина с тоником.

При виде еды Расмус испытывает невероятное облегчение. Наконец-то хоть на чем-то еще можно сосредоточить свой взгляд, кроме женщины напротив, которая, по всему видать, сбежала из какого-нибудь жутко охраняемого заведения неподалеку.

– Мммм, – довольно тянет Патриция. – Как вкусно выглядит!

И она почти похотливо впивается глазами в жареный картофель на серебряной тарелке. После чего выуживает из сумочки сине-белый флакон с пульверизатором. Средство для дезинфекции рук.

– Хочешь? – предлагает она Расмусу.

– Нет, спасибо.

Патриция выдавливает на свои ладони изрядную порцию жидкости и принимается тщательно ее втирать, массируя каждый пальчик столь старательно, словно те серебряные и она полирует их перед угощением.

– Знаешь что, Кристиан?

На этот раз Расмус не исправляет ее. Ему надоело. Она слишком пьяна.

– Кристиан не разрешал мне есть жареную картошку. Он считал, что она сокращает жизнь. Но теперь, когда он по гроб жизни обречен есть якинику с лапшой, я буду питаться исключительно жареным картофелем.

Она берет ломтик, любовно рассматривает его и отправляет в рот. От ее манеры жевать Расмус разом теряет аппетит.

– Ммммм.

– Вкусно?

– Не то слово!