Швея из Парижа

– Судя по всему, – Элизабет подошла поближе, чтобы потрогать платье Эстеллы, выполненное на основе классической мужской рубашки, удлиненной и дополненной белым воротником оверсайз и лилией из белого шелка в петлице, – вы конструируете повседневную одежду. Не сочтите за оскорбление. Но если вы читали мою книгу, то знаете, как у нас обстоят дела с повседневной одеждой.

– Знаю. Однако это было до войны.

– Скажите, а что вы думаете о монашеском платье? – спросила Элизабет, намекая на знаменитое изделие Клэр Маккарделл, первую исконно американскую модель, с которой сделали множество копий.

– Замысел мне нравится, – честно призналась Эстелла. Что следует говорить дальше? Вдруг Элизабет без ума от монашеского платья и, высказав свое мнение, Эстелла лишь выдаст свою невоспитанность? Помимо всего прочего, Маккарделл, как и Элизабет, участница «Фешен-груп». Однако Эстелла никогда не умела держать язык за зубами. Не исключено, что и сейчас нарвется на неприятности.

– Платье не стесняет движений, его легко стирать, – решилась она. – Но оно какое-то простоватое, и к тому же бесформенность не всегда является преимуществом, потому что подходит не для каждой фигуры.

– Что бы вы в нем изменили?

Невозможно определить, согласна Элизабет с ней или нет. Возможно, Эстелла каждым словом роет себе яму и сейчас провалится до самого метро.

– Я бы сохранила ценовой диапазон – примерно от двадцати до тридцати долларов, а еще выбор тканей, которые можно стирать. Однако платья от Маккарделл явно не те, что вам захочется сорвать с вешалок и тут же надеть; они функциональны, но не красивы. Хотя идет война, я все-таки предрасположена к красоте. Я добавила бы крошечные декоративные элементы. В Париже моим métier, то есть ремеслом, было изготовление искусственных цветов для модельеров от-кутюр. И я хочу украшать мои модели какой-нибудь праздничной и стильной деталью, чтобы сделать их непохожими на других. Например, такой, как моя лилия, – закончила она, указывая на цветок у себя на платье; оно было очень простеньким, из недорогой ткани, однако прилегало к телу, а значит, не скрывало стройную фигуру Эстеллы в отличие от «монашеской» одежды.

Элизабет Хоус, немного помолчав, произнесла:

– Как вам известно, парижскому тренду нужно два года, чтобы стать трендом на Седьмой авеню. Вернее, раньше нужно было два года, – поправилась она. – То, что вы видели в Париже в прошлом сезоне, к 1941 году до манхэттенских офисов не доберется.

– Вы упоминали об этом в своей книге.

– Однако, пока идет война, как мы узнаем, что носят женщины в Париже? – задумалась Элизабет. – Откуда покупателям знать, какая одежда – эксперимент, а какая – копия Люсьена Лелонга?[43] Станут ли они от этого более консервативны? Или менее?

– Я слышала, Клэр Маккарделл недавно добилась права ставить свое имя на ярлыках «Таунли Фрокс». И «Нью-Йорк таймс» наконец начала называть по имени некоторых американских модельеров. Если мы скажем: «Модна та одежда, в которой вы сможете работать, развлекаться, выходить в свет», то разве люди нам не поверят? Тогда они перестанут слушать Скиапарелли, которая заявляет, что американские женщины недостаточно элегантны для того, чтобы Америка стала центром моды! Они увидят, что не «вся красивая одежда шьется в модных домах французских кутюрье!».

Элизабет рассмеялась, узнав цитату из своей книги. Эстелла приняла это как знак одобрения и взяла быка за рога:

– Я видела ваш показ в Париже в 1931 году. Мама брала меня с собой.

– И как впечатление?

Если она солжет, Элизабет ее раскусит. Как построить фразу, чтобы передать суть, однако не нанести оскорбления?

– Это все равно что сравнивать статую Свободы с Эйфелевой башней. Вдохновленная Францией, но амбиций гораздо больше.

Элизабет снова рассмеялась.

– Я не могла бы выразиться точнее. – Внезапно ее лицо стало серьезным. – Вам известно, что «Великое движение американских модельеров», которое начал «Лорд и Тейлор» в 1932 году, с треском провалилось?

– Вы полагаете, я тоже провалюсь? – Эстелла отвела взгляд от Элизабет и уставилась на свои колени. Неужели все это напрасная трата времени? Неужели все, на что она надеялась в шлюпке посреди Атлантики, так же недостижимо, как конец войны?

– Напротив. Что, если теперь время пришло?

– Вы серьезно? – Эстелла подняла голову и встретилась с Элизабет взглядом.

– Индустрия моды – одна из немногих отраслей, где женщины могут иметь влияние и власть, пусть даже в патриархальном мире. Производители тканей – исключительно мужчины, владельцы журналов – мужчины, руководители универмагов – мужчины. Они заняты бизнесом, мы создаем модели. Идет постоянное сражение между властью, которую дают нам наш талант и наше понимание желаний клиенток, и стремлением мужчин на все поставить свое клеймо, потому что финансами распоряжаются они.

Эстелла нахмурилась. Если это напутствие, нужно извлечь из него пользу.

Элизабет отпила чай и продолжила: