Швея из Парижа

Я умело обслужила его и на следующий день получила медальон, по краю украшенный бриллиантами и больший, чем тот, который подарил Гарри. Его прислал Фрэнк. С этого момента я взялась поощрять его, провоцируя на подарки, все более дорогие и роскошные. Фрэнка возбуждало то, что, как бы ни обстояли дела в бизнесе, он все равно «смеялся последним», забавляясь с дорогостоящей игрушкой Гарри. Время от времени на вечеринках я отправлялась вместе с Фрэнком в комнату с завешенными шторами окна, где расплачивалась за подношения. Однако ему подарки стоили дороже, чем мне. Как только я демонстрировала Гарри кольцо или брошь, он приходил в ярость и в результате покупал вещицу помассивнее, чтобы вручить мне на глазах у Фрэнка.

Шесть лет спустя у меня собралась коллекция ювелирных украшений, которую можно было заложить на кругленькую сумму. Однако для того чтобы купить дом и, следовательно, свободу, этого оказалось недостаточно. Мне предстояло вынудить Фрэнка помочь мне в последний раз.

Я рассказала ему о доме в Грамерси-парке, мимо которого Гарри обожал прогуливаться, поглядывая на него с той же алчностью, что и на меня. Будь этот дом моим, пожаловалась я, Фрэнк смог бы посещать меня, когда ему угодно. И как это разозлит дорогого Гарри!

Фрэнк нанял адвоката. Тот навел справки и выяснил, что дом принадлежит Гарри; тот построил его в 1917 году, когда находился в психбольнице за избиение мальчика. Однако дом оформлен на имя матери Гарри; сам он, как душевнобольной, не имел права заключать сделки. Очевидно, первоначальную постройку снесли и построили копию парижского особняка. Тогда я удивилась, почему Гарри никогда не жил в доме, однако позднее поняла: это просто очередная вещь, которой он хотел обладать исключительно ради обладания. Его самым заветным желанием было всегда обладать Эвелин, и, построив имитацию ее дома, Гарри, вероятно, ощущал, будто восстановил некоторый контроль над своей бывшей.

Как бы то ни было, разузнав, что постройка принадлежит Гарри, Фрэнк загорелся желанием увести дом у него из-под носа. Он выдал мне недостающую сумму, полагая, что, как только я поселюсь там, будет иметь ко мне беспрепятственный доступ. Адвокат сделал миссис Тоу предложение якобы от анонимного клиента – слишком хорошее, чтобы от него отказаться, – и она была просто счастлива, что избавилась от столь экстравагантной прихоти сына. Едва заполучив в руки ключи, я сменила замки и запретила Фрэнку переступать порог. В качестве мести он оклеветал меня на весь город. Меня это не заботило.

А что касается Гарри… Я знала, что он не может навредить мне больше, чем уже навредил. Победа была скорее символической. Однако когда он разбил вазу о стену, узнав, что я ухожу, я почувствовала глубокое удовлетворение.

* * *

Лена закончила. Эстелла не могла произнести ни слова. Где-то в середине истории она взяла руку Лены в свою. Они лежали, вглядываясь в ночное небо. Лена долго жила в ночи, где нечего было ждать, кроме новой ночи и беспросветной тьмы вокруг.

Эстелла сжала ладонь Лены, предлагая единственно доступный вид утешения. Теперь ясно, почему Лена всегда умалчивала о своем прошлом и о Гарри, рассказывая лишь то, что и так знали в обществе. Если бы вернуться в тот вечер в Café Society и снова поговорить с Леной – с сочувствием, а не с подозрением!

– Я иду в мамину квартиру. А завтра возьму тебя с собой, если после того, что скажет мама, ты все еще будешь не против. Откладывать на потом нет больше смысла, прошлого не изменить.

– Не изменить, – пробормотала Лена. – Прошлое – еще та зараза. Не отмоешься.

Эстелла повернула голову и увидела, что Лена чуть улыбается.

– Как ты справилась? Как ты осталась в живых, несмотря ни на что? Как ты смогла… полюбить, если тебя никогда не любили?

– Как ни омерзительно это звучит, мой секрет в том, что смыслом жизни стала месть. Я осталась в живых, потому что хотела удовлетворения. Увидеть лицо Гарри в тот момент, когда объявила о своем уходе. Встретить его снова и дать понять – он проиграл. А что касается любви… я не думаю, что могу ответить на твой вопрос.

– Но ты и Алекс…

– Алекс жил в еще большем дерьме, чем я. Вот так однажды ночью встретились два несчастья… С тех пор у нас уговор: изображать из себя пару друг для друга на вечеринках, когда Алекс в городе; пусть шакалы насытятся. Вот и все.

– Это любовь, – настаивала Эстелла. – Он привез тебя сюда, чтобы мы разузнали правду, и тогда…

– Все станет лучше? Ты сама сказала, прошлого не изменить.

– А будущее?..

Лена вновь перебила ее:

– Мы в городе, которым правят головорезы. Вот до чего дошло. Такое будущее нам и предлагают.

«Ну уж нет», – хотела запротестовать Эстелла, но вместо того сжала руку Лены.

– Я надеюсь, ты ошибаешься.

Лена молчала так долго, что Эстелла подумала, этот разговор – первое настоящее общение двух родных сестер – окончен. Однако Лена неожиданно согласилась:

– Может… может, я ошибаюсь. Может, это, – она показала на их сплетенные руки, – и есть наше будущее.