Швейная машинка

— То есть… — Фред пытается понять смысл ее слов, но у него не получается.

— Это старая семейная легенда, одна из тех, которые передаются из поколения в поколение, но без особых доказательств. Эта полоска бумаги была вырезана из Библии. У моей тети до сих пор она сохранилась, и там части одной страницы не хватает. — Эллен тяжело вздыхает и осматривает мастерскую: инструменты, полуразобранные машинки, фотоаппаратуру. — Потому-то я этим и занимаюсь. — Она обводит рукой всю комнату.

— Не понимаю.

— Джин — та, что написала эту записку, — была моей прабабушкой. Она работала на фабрике «Зингер». А мой прадед Дональд тоже работал там, в литейном цеху. В тысяча девятьсот одиннадцатом году произошла массовая забастовка. Почти все прекратили работу и вышли из ворот фабрики. Их было более десяти тысяч. Сейчас такого и представить нельзя, но тогда… В то время в профсоюзах состояли немногие, и это вообще была одна из первых забастовок.

— Наверное, на «Зингере» не понимали, что происходит.

— Видимо, да. Они решили закрыть ворота и не пускать вообще никого.

— Реакция большого бизнеса?

— Как-то так. Через две недели, когда забастовка все еще продолжалась, компания решила отправить открытки всем работникам. Там было написано, что, если шесть тысяч человек подтвердят свое желание возвратиться, ворота откроют. К тому времени все наголодались, нужны были деньги на арендную плату. Так что после трех недель забастовки они вернулись к работе.

— И тогда?

— Некоторые активисты обнаружили, что их услуги больше не требуются — либо из-за реструктуризации отделения, либо по каким-то другим сомнительным причинам: от людей, которые, по мнению руководства, были источником неприятностей, решили избавиться. Одним из организаторов забастовки как раз и был мой прадед. И вот у Джин и Дональда, еще даже не женатых, оказалась одна работа на двоих, да и та, наверное, очень неустойчивая.

— И что они сделали?

— Джин ушла с работы, и, чтобы найти новую, они переехали в Лит. Они жили в нескольких кварталах отсюда.

— Хэппи-энд?

— Более-менее. Отец Джин больше никогда с ней не разговаривал и через несколько лет умер. А потом Дональд в тысяча девятьсот пятнадцатом году отправился добровольцем на фронт и был серьезно ранен во Франции. Он потерял руку.

Фред не знал, что сказать.

Эллен наклонилась вперед, чтобы снова посмотреть на узкую полоску бумаги.

— Он выжил, но времена были тяжелые. Судя потому, что говорили мне родители, он был еще и контужен. Джин работала тогда в резиновой компании, которая делала сапоги. Но когда война закончилась и мужчины возвратились домой, они потребовали вернуть им их рабочие места — и ее уволили.

— Наверняка такое бывало часто. И как она поступила?

— К тому времени они переехали. Джин нашла работу в пекарне, а Дональд сидел дома и воспитывал детей.

Эллен встает и снимает со стены за рабочим столом четыре небольшие рамки.

— Наверное, вы их не заметили. — Она раскладывает рамки на столе одну под другой. — Первые две — это те самые почтовые открытки с фабрики. Там была отрывная часть — ее надо было отослать, чтобы подтвердить, что хочешь вернуться на работу.

Фред берет две первые рамки с открытками и тщательно их изучает:

— На одной отрывная до сих пор сохранилась.

— Дональд не стал ее возвращать. Почему этот фрагмент оторван от открытки Джин, мы не знаем. Мы даже не знали о существовании этих открыток до ее смерти.

— И как вы их нашли?

— Это сама по себе целая история. По части семейных секретов вы не одиноки. Они жили в квартире в Марчмонте, которой владел трастовый фонд. Этот фонд предоставлял — нет, до сих пор предоставляет — жилье ветеранам войны. Когда люди въезжали в такую квартиру, они оставались в ней надолго. Прабабушка прожила там с тысяча девятьсот семнадцатого по тысяча девятьсот восьмидесятый год, до самой своей смерти.

— Это очень долго для одного места… шестьдесят три года.

— Ну да. — Эллен смотрит на открытки в рамках. — И вот лет шесть назад в ту же квартиру внезапно пришло письмо. Там была старая марка, но, к счастью, какая-то добрая душа на почте все же доставила конверт по назначению. Нынешний квартиросъемщик понял, кому это предназначалось, и отправил его в штаб-квартиру фонда, а уже они переправили письмо нам.

— Провидение.

— Можно и так сказать. Открытки были внутри очень потертого старого конверта, и кто-то вложил его в еще один конверт — для надежности. Если бы этого не сделали, думаю, бумага бы не дожила. — Эллен развязывает платок на голове и запускает руки в волосы. — Письмо попало к нам как раз тогда, когда меня уволили со скучной офисной работы. Я стала читать о забастовке и составлять генеалогическое древо. И вот однажды я шла по Лит-уок и увидела среди мусора, выброшенного после уборки, швейную машинку. К счастью, коммунальщики не успели ее вывезти. Я притащила машинку домой, одолжила у папы отвертки и разобрала ее на части, до последнего винтика и гайки.

Он бросает взгляд на бижутерию на стендах в комнате:

— Остальное — уже история.

— Примерно так. Я записалась на вечерние курсы ювелирного дела, и… мне пришлось это по душе.