Швейцарец

Алекс задумался. В принципе – вариант. Райх ему не очень нравился. На первый взгляд все было нормально. Обычная ухоженная Европа. Причем куда более ухоженная, чем та, которую он когда-то покинул. В первую очередь потому, что здесь не было никаких мигрантов. Да и с гастарбайтерами все было куда суровее. Но идеологизированное государство – это идеологизированное государство. В Америке с этим должно было быть куда полегче… Но, с другой стороны, насколько Алекс смог пробиться сквозь идеологические нагромождения, которыми была завалена любая объективная информация о другом континенте, за океаном тоже была совершенно не та Америка, о которой он знал. В этом варианте истории США не удалось подгрести под себя большую часть послевоенной Европы и даже существенную часть Азии и сделать свой доллар мировой валютой. И к тому же она до сих пор вела яростную борьбу с Райхом по всем фронтам. Нет, реально военные Райха и США последний раз стреляли друг в друга уже более сорока лет назад, но региональных конфликтов по миру тлело до хрена и больше… Поэтому американцам, например, пришлось резко увеличивать эксплуатацию Латинской Америки (вот, кстати, континент, где уже двести лет все делается по лекалам наших либералов, т. е. «так, как хочется и как требуют «цивилизованные страны» – результат как, нравится?), вследствие чего там постоянно кто-то бунтовал. А уж о непрерывной вялотекущей партизанской войне с регулярными обострениями и речи не шло. Она стала там, так сказать, частью пейзажа… Что еще больше напрягало американскую экономику и делало ее куда более милитаризованной. Так что жили там намного более бедно и скудно, чем в ныне оставшемся только в памяти Алекса прошлом варианте современности. Да и разных других ограничений хватало. Например, американцам до сих пор запрещалось владеть золотом [43], а Комиссия по расследованию антиамериканской деятельности [44] и не думала сворачивать свою деятельность. Причем число дел, которые она рассматривала ежегодно, вплотную приблизилось к миллиону. А что поделать – суровая война с «геополитическим противником» шла на всех фронтах и требовала все больше и больше жертв…

– Пока нет, – мотнул головой Алекс. – Думаю задержаться в Райхе. Попутешествовать…

– И куда поедешь? – заинтересованно уточнила Бригитта.

– Ну-у… думаю прокатиться на восток, – делано равнодушно отозвался Алекс. Да, он действительно собирался съездить на восток и посмотреть, как живут люди в тех местах, где он родился и вырос. – Надо же посмотреть, как действительно живут те, кого вы так хотите облагодетельствовать.

Глаза Бригитты возбужденно блеснули, и она, резким движением оставив кружку, внезапно подалась вперед и тихо произнесла:

– Поцелуй меня…

Алекс на мгновение замер, слегка ошеломленный сказанным, потому что до сего момента девушка в общении с ним всегда демонстрировала этакие пренебрежительно-покровительственные манеры, а затем качнулся вперед и осторожно прикоснулся губами к мягким и теплым губам девушки…

Глава 8

– Опять? – Бригитта, одетая только в рубашку Алекса, смотревшуюся на ней скорее очень коротким халатиком, окинула парня сумрачным взглядом и неодобрительно покачала головой, после чего продефилировала к кофемашине, встроенной в широкий пенал, в котором кроме этого технологического устройства размещался и остальной набор кухонного оборудования – от микроволновки до пароварки.

Эту квартиру Алекс купил после получения своей доли денег со счета. Сто сорок квадратных метров в клубном доме на люцернской набережной Haldenstraße и шикарный вид из окна на озеро и летящие над ним в облаках горные пики. О чем-то подобном он мечтал еще в той, ныне исчезнувшей реальности. А впереди его ожидали не менее приятные траты – мотоцикл, стильная обувь, новый гардероб, часы – «Vacheron Constantin »[45] на запястье будут смотреться очень стильно. Он тогда все спланировал… Бригитта же решила потратить свои деньги на другое. На борьбу. А все его планы и желания презрительно обозвала «вопиющим мещанством», под конец бросив: «Впрочем, чего еще можно ждать от выкормыша логова международного еврейского капитала»… Короче, они разосрались. Напрочь. И произошло это перед самой его поездкой на восток…