Швейцарец

Алекс молчал. Мыслей не было. Совсем. Черт, ну почему он всегда обязательно вляпывается?! Ну что ему стоило озаботиться более надежными документами? Деньги-то были. На его счету оказалось почти три миллиона (м-да, похоже, того куша, на который он рассчитывал, сорвать не удалось…), и они с Бригиттой поделили их пополам. На квартиру он потратил почти половину, еще тысяч сто ушло на мебель, одежду и путешествие. Но и того, что оставалось, было вполне достаточно. После возвращения из поездки он собирался купить мотоцикл и начать какой-нибудь собственный бизнес. А что, он молод, богат, живет в «нормальной европейской стране». Все же так, как и мечталось! Так что настало время жить и радоваться. Кто же знал, что он в этой поездке увидит…

– Ну так как, герр Майер, вы категорически настаиваете, чтобы мы перенесли наш разговор в более официальное место или все-таки не против продолжить его в такой, так сказать, неформальной обстановке? – и агент этаким небрежным жестом качнул чашкой.

– Что вам от меня нужно? – хрипло выдавил Алекс, стараясь не встречаться взглядом с представителем Имперской службы финан… да какой, на хер, финансовый контроль! В лучшем случае ведомство по охране конституции, а скорее всего, и вообще гестапо [59]…

– О-о, не так много, – усмехнулся герр Обервеер. – Даже, можно сказать, пустяк. – Он сделал паузу, с демонстративным удовольствием отхлебнул кофе, после чего поставил чашку и, окинув молодого человека взглядом, эдак проникновенно спросил:

– Скажите, герр Майер, как вы относитесь к троцкизму?

Алекс прикрыл глаза и тоскливо вздохнул. Ну вот и все… Это ж надо было быть таким дураком, чтобы надеяться, что толпа молодых идиотов, играющая в конспирацию, при этом вовсю красуясь перед близкими и не очень приятелями своей принадлежностью к «р-р-революционному подполью», имеет шанс не попасть в фокус внимания специальных служб. Ведь вдосталь налюбовался на них, пока торчал на квартире у Фрица. Да что там говорить – некоторые экзальтированные дамочки даже во время занятия сексом не прекращали выносить ему мозги революционной пропагандой. А одна из тех, с кем он как-то умудрился переспать еще до того, как сошелся с Бригиттой, так вообще во время оргазма трубно орала: «О-о-оо-о-оо-й, Лев Давыдовии-и-и-и-иииич!»… Да если бы эти детки, играющие в подпольщиков, вышли на улицу с флагами, барабанами и транспарантами, на которых аршинными буквами были начертаны их идиотские лозунги, и то они, пожалуй, привлекли бы меньше внимания, чем вот так вот, вроде как пытаясь соблюдать тайну…

– Отрицательно… – угрюмо произнес Алекс. – Стараюсь не иметь с подобными идеями ничего общего.

– И зря! – неодобрительно произнес герр Обервеер. Алекс вздрогнул и ошарашенно воззрился на него.

– Ч-ч-то-о? – хрипло начал он. – Кхм… прошу прощения, но мне показалось, что вы сказа…

– Главная ваша проблема, герр Майер, состоит в том, что вы скучны и банальны, – наставительно произнес агент Имперс… да чего уж – гестапо, других вариантов уже не просматривалось. Ну на кой хрен службе финансового контроля интересоваться такими вещами, как троцкизм?

– Ваш мир устроен очень блекло и незамысловато. В нем нет полета, фантазии, жизни! Вы заковали свой разум в рамки правил и установлений. Так что даже если вы и совершаете нечто противозаконное, то все равно стараетесь сделать это так, чтобы минимально выйти за рамки… Но именно поэтому вы мне и нужны. – Он замолчал. Алекс на некоторое время выпал из реальности, переваривая все только что сказанное и пытаясь хоть как-то совместить в мозгу политическую полицию и-и-и… полет фантазии, а затем сфокусировал взгляд на сидящем напротив него человеке и честно признался:

– Вот сейчас не понял…

Герр Обервеер (или как там его звали на самом деле) тяжело вздохнул, сложил ладони домиком и начал тоном, в котором явственно чувствовались печаль и бесконечное терпение:

– Молодой человек, вы слышали такое выражение: «Кто в молодости не был революционером – у того нет сердца, а кто в зрелости не стал консерватором – мозгов»?

– Э-э-э… нет.

– Его приписывают Черчиллю… я надеюсь, вы знаете, кто это такой?

Алекс нервно кивнул. Про Черчилля он читал. Давно. В школе.

– Но на самом деле точно неизвестно, кто его изначально произнес. Кандидатов – добрая дюжина… однако нам до них сейчас нет никакого дела. В отличие от смыслового содержания этого выражения. Вы понимаете меня?

– Н-нет… то есть не совсем.

Агент… м-м-м… чего-то там сокрушенно вздохнул, всем своим видом демонстрируя, как тяжело ему общаться с подобными тупицами, после чего терпеливо заговорил:

– Я имею в виду, что наше ведомство совершенно не против, если только начинающие жизнь отпрыски хороших семей немного поиграют во вроде как запретные игры. Пусть даже их содержание будет несколько расходиться с официальной идеологией нашего государства. Это возбуждает, приучает к осторожности, дает возможность почувствовать себя бунтарем и нонконформистом, что так ценится в молодости. Короче, подобный подход был неоднократно проверен в прошлом и признан вполне допустимым. Так понятнее?