Следующим, хотя и вынужденным шагом Алекса после покупки второго класса гражданства стало возобновление участия Алекса в работе троцкистского кружка. Бригитта, воспринявшая этот факт как результат собственных усилий, пришла в восторг. И принялась деятельно продвигать его в местной иерархии, водя на все дискуссии и междусобойчики и регулярно вытаскивая, так сказать, «на трибуну». Вследствие чего он довольно быстро выдвинулся в первую линейку «спикеров». То есть его ругали, с ним спорили, на него злились, но при этом начали прислушиваться… Каковой факт, кстати, был с удовлетворением отмечен Обервеером.
– Приятно видеть, герр Майер, что вы столь ответственно относитесь к нашим договоренностям, – довольно заявил гестаповец на очередной встрече. – Продолжайте в том же духе. Чем больший авторитет вы завоюете у ваших товарищей, тем легче вам будет исполнять ту роль, которую вы согласились на себя взять, – после чего добавил: – Но от участия в каких бы то ни было акциях пока вежливо отказывайтесь. Как я вам уже говорил, я сам подготовлю для вас те акции, участие в которых пойдет вам на пользу, а не во вред…
– Дашх… Ты-дышх…
Пуля ударила настолько близко, что Алекса посекло мелкими каменными осколками. Вот ведь черт, почти попали… Это они что, они таки начали бить на поражение? Ур-роды… Совсем мозгов нет! Там же со стороны Унтершехена или Шпирингена дорога идет. А лесной массив – тьфу! Метров шестьсот всего шириной… Выслать туда людей на машине – и куда ему деваться будет? Или все люди Обервеера здесь? Ну так в полицию позвонить! Или эта сволочь сейчас действует исключительно по собственной инициативе и потому не может рисковать привлекать посторонние силы? Вполне в его духе, кстати. Кому, как не Алексу, знать, что этот гад любит всякие многоходовочки на грани фола…
С гестаповцем они, вообще-то, виделись регулярно. Несмотря на вроде как демонстративный отказ Обервеера от получения регулярных докладов, он время от времени заходил «в гости». Ну, типа поболтать… Причем всегда внезапно и без всяких предупреждений. И чаще всего поздно вечером. Похоже, берегся, чтобы никто не засек, и не хотел, чтобы Алекс успел как-то подготовиться к встрече… Ох, если бы не опыт общения с тетушкой Мартой, когда ему пришлось на протяжении нескольких месяцев изображать совершенно другого человека, да еще и не из своего времени, то есть с иным опытом жизни, воспитанием и даже словарным запасом, то есть все время оставаясь настороже, чтобы успеть ответить на неожиданный вопрос или понять, как нужно правильно отреагировать на какое-нибудь предложение, он бы точно где-нибудь спалился. Потому что сразу после того, как Обервеер подсадил его на крючок, Алекс начал готовиться не только к переходу, но и к побегу из Люцерна. Ибо было совершенно понятно, что дождаться момента открытия портала на месте ему не удастся. Но делать это приходилось крайне осторожно. Алекс был совершенно уверен, что Обервеер не просто следит за ним, но и регулярно наведывается в квартиру во время его отсутствия. Так что парень не только тщательно планировал собственные передвижения, заходы в магазины, покупки, встречи и звонки, но и тщательно чистил логи компа… Нервы все это выматывало страшно. Еще и потому, что Алекс не исключал, что все его усилия бессмысленны и гестаповец давно уже его расколол и тихонько посмеивается над его глупыми планами соскочить с крючка. Просто в данный момент Обервеер не считает, что все эти телодвижения мешают его планам. И потому решил заняться Алексом вплотную малеха попозже. После того как будет полностью подготовлено то, что было им запланировано. Ибо если он планирует свою операцию таким образом, что парень ее не переживет, то какой смысл беспокоиться насчет судорожных движений гарантированного трупа?
Так это было или нет, Алекс пока утверждать не мог. Он уже понял, что гестаповец был очень умной и хитрой сволочью, получавшей удовольствие не только от результата, но и от самого процесса манипулирования людьми. Он не любил давить напрямую, приказывать, заставлять. То есть не
– Дышх… Ты-дышх! – что-то дернуло за рукав. Алекс скосил глаза и испуганно всхрапнул. Левый рукав его щегольского драпового пальто, скроенного в стиле как раз начала двадцатых и потому стоившего ему уйму денег, сейчас зиял вырванным клоком…