Швеция. Гроза с Балтики

Дореволюционные русские историки представляли нам европейскую историю периода 1789–1815 гг. как мятеж негодяев-якобинцев против французского короля. Правящие государи Европы решили восстановить законную власть во Франции и защитить ее население от кровавых якобинцев. Для этого несколько коалиций европейских государств посылали войска для усмирения революционеров. Но те усмиряться не хотели, а, мало того, избрали себе императора, который имел патологическую страсть к завоеваниям и хотел подчинить себе весь мир. Однако русский император Александр Благословенный совместно с другими не менее просвещенными монархами усмирил корсиканского злодея и восстановил в Европе порядок и благоденствие. Заметим, что и современные наши «демократические» историки вновь вернулись к этой версии.

Советские же историки трактовали все события исключительно как борьбу классов. По их мнению, все монархи Европы, как выразители воли своего класса (злодеев), кинулись подавлять революцию во Франции. Якобинцы же вели справедливую и освободительную войну с европейскими коалициями. Но вот после термидора (1794 г.) во Франции пришла к власти буржуазия, которая и выдвинула Наполеона, считая, что тот лучше всех защитит их интересы. По этому поводу Ленин даже придумал теорию, что национально-освободительные войны могут превращаться в захватнические и наоборот.

Обе приведенные схемы могут удовлетворить лишь не очень вдумчивых читателей. Начтем с того, что в любой революции надо четко отделять внутреннюю политику властей от внешней. А во внешней политике— пропаганду от реальных намерений.

Говорить, что такая-то страна «исчерпала лимит на революции», могут, мягко говоря, весьма слабые теоретики. От революций защищена лишь та страна, руководство которой оперативно реагирует на все внутренние и внешние вызовы времени, а лидеры, проявившие некомпетентность или просто состарившиеся, убираются (демократическим или иным путем), прежде чем их деятельность нанесет существенный вред стране.

Революция во Франции была неизбежна и спасла страну от деградации и последующего распада. Отрицать перегибы в репрессиях и в социальных преобразованиях невозможно, они неизбежны в любых революциях. Тем не менее якобинцы и Наполеон за 10 лет (с 1789 по 1809 г.) сделали для современной Франции больше, чем ее короли за 1500 предшествующих лет. Спросите самого маститого историка, что изменилось во Франции, скажем, с 1718 по 1728 г. или с 1778 по 1788 г. Он долго будет морщить лоб и ничего вразумительного так и не скажет. С 1789 по 1809 г. изменилось все: от причесок, одежды и живописи до тактики и стратегии армии. Произошел бурный рост экономики. Страна избавилась от диких обычаев раннего феодализма, начиная от свирепых казней, так, — например, колесованием наказывалось сорок видов преступлений, включая самые пустячные, — и до права первой ночи.

Современная Франция обязана своим территориальным устройством, денежной системой, Французским банком, орденом Почетного Легиона, метрической системой мер и т. п. десяти годам революции, а не полутора тысячелетиям правления королей.

В 1789 г. революция произошла в государстве, состоявшем из дюжины больших провинций, где были свои парламенты, свои законы, своя система мер и даже свои языки (валлонский, бретонский, баскский, гасконский, провансальский, корсиканский диалект итальянского и др.). Провинции эти были связаны в основном королевской властью. Экономические и культурные связи были весьма слабы. А к 1814 г. это была единая страна с едиными законами. Употребление местных языков снизилось более чем на порядок. Это был уже прообраз современной Франции.

Что же касается внешней политики, то Робеспьер, Баррас и Наполеон делали то же, что и Генрих IV, Ришелье и Людовик XIV. То есть они вели политику, отвечающую жизненным интересам французского государства. Другой вопрос, что после 1789 г. прикрытием этих интересов служила революционная пропаганда.

В свою очередь, монархи Европы воевали с революционной Францией не из-за сословных предрассудков, а исключительно из-за национальных интересов своих государств. А вот в качестве пропагандистского прикрытия использовались сословные предрассудки. Так, например, Англия десятки лет воевала с Людовиком XIV, Людовиком XV и Людовиком XVI. Неужто в 1793 г. англичане так возлюбили французский королевский дом, что ввязались в войну за его реставрацию? Надо ли говорить, что просвещенные мореплаватели воевали за свои интересы. Им нужна была слабая, ограбленная Франция, а королевская или республиканская— это уже вопрос десятый.