Сиамский ангел

Утро было такое раннее, что даже бессонные бабки-богомолки не выходили еще из ворот, торопясь в церковь. Однако извозчик, молодой парень, уже выехал на промысел. Он чаял подобрать кого-то из тех гуляк-полуночников, что лишь с рассветом встают из-за карточного стола или покидают дома прелестниц.

Андрей Федорович шел от Смоленского кладбища, где ему полюбилось молиться ночью, к Сытиному рынку. После бессонной ночи его покачивало, и он не знал, где упадет и заснет хоть на часок.

Плоть слаба – ему вдруг показалось, что в повозке можно перевести дух и доехать до тихого местечка. Да и парень понравился простым румяным лицом, расчесанными на пробор вьющимися волосами. Андрей Федорович взобрался в повозку, сел – и тут же задремал.

Извозчик сперва подстегнул лошадь и проехал довольно далеко по Большой Гарнизонной, а потом лишь обернулся спросить у седока – куда везти-то?

– Ишь ты!.. – прошептал он, глядя на спящего Андрея Федоровича и не осмеливаясь будить. – Ну, коли так…

И еще, и еще квартал проехала повозка, и ведь вывернулся из-за угла желанный гуляка в распахнутом кафтане, в плаще на одно плечо и скособоченной треуголке, по которой не иначе как метлой шлепнули, и встал, озираясь с таким видом, будто из благопристойного петербургского дома вышел вдруг в лесную чащобу.

Извозчик только вздохнул – как же быть-то? Да и проехал мимо.

Он не знал, что за его спиной, на сиденье, уже были двое – спящий Андрей Федорович и юноша в белых холщовых одеждах, рубахе и портах.

– Вставай, Андрей Федорович, нехорошо, – прикасаясь к щеке, сказал ангел. – Человека заработка лишаешь.

Но разбудить не получилось. Такая усталость погребла под собой Андрея Федоровича – ангел и не представлял, что подобное возможно. Лучше всякого пухового одеяла укрыла она Андрея Федоровича, прочнее каменной стены отгородила от мира.

– Господи, как же быть-то? – спросил ангел. – Нельзя же так весь день разъезжать. Мало грехов – так еще и этот?

Извозчик опять обернулся.

– Умаялся, – сказал он, как будто его кто слышал.

Ангел вздохнул – странная покорность извозчика судьбе его удивляла. Выехал ведь человек спозаранку, надеялся заработать (тут ангел задал немой вопрос небесной канцелярии и получил мгновенный ответ – раб Божий Петр, по прозванию Шубин, промышляющий извозом, имеет от роду двадцать четыре года, мать-вдову и двух сестриц на выданье), и надо же – подхватил седока!

Андрей Федорович зашевелился.

– Вставай, радость, вставай, душенька, – торопливо зашептал ангел. – Не то попадет нам с тобой…

– Придержи-ка, я слезу, – внятно произнес Андрей Федорович. И сошел с повозки, не глядя под ноги, потому что глаза его были закрыты.

– Бог в помощь, – пожелал ему извозчик.

Ангел прикинул – сколько бы заработал парень, если бы взял другого седока, того гуляку? И, поскольку денег у ангелов не водится, придумал иное.

Он выдернул из крыла самое крошечное пушистое перышко и быстро воткнул в щель.

Простое такое перышко, будто птичье случайно прилетело…

Перо цены не имело, но некое свойство – да. Оно притягивало взгляды. Человек, сам не понимая, на что любуется, глядел, да и только. И поближе подходил, и даже руку протягивал. А к чему – не понять…

* * *

– Что, Петя? – спросил сосед, нагнав Шубина. – Каков денек выдался?

Тот ехал шагом – лошадь малость притомилась, шаг был – что и пеший запросто нагонит.

– Спозаранку удача вышла, – отвечал Петр. – Сказывали, кто юродивого пригреет, тому – удача. Так я знаешь кого подобрал? Андрея Федоровича.

– Где ж ты его повстречал?

– А у Тучкова буяна.

– Видать, правду говорят, будто он ночью выходит в чистое поле или же на пустой берег и за нас, грешных, всю ночь молится. Оттуда, поди, шел. Надо же – шестой десяток живу, а чтобы так – впервые вижу. Я и у батюшки спрашивал – было ли, чтобы святая угодница в мужское одевалась? Он меня изругал – угодницей, говорит, кого называешь? Ослушницу? Кто ее в угодницы произвел? Какой вселенский собор? Потом припоминать стал – было, говорит, этакое, да так давно, что и не сказать когда. Была такая преподобная Мария, в мужском образе и под именем Марин постриглась во иночество. А в наше время – не положено! И понапрасну этот Андрей Федорович крещеный люд смущает. Ходил бы в юбке и кофте, в платочке, как ему от Бога велено…

– А может, и угодница. После нее народ ко мне валом повалил. И сверху все дают, и столько дают, и на завтра сговорили с утра! – похвалился Петр. – Ты нашим всем скажи – коли где ее увидят, чтобы в обиду не давали. Мальчишек кнутом отогнать, или что…

– Эй! – окликнул Петра дородный мужчина, имеющий при себе столь же основательную даму. – На Елагин остров свезешь?

В такое время дня чтобы седок до Елагина попался – это и впрямь нужна была удивительная удача.

– Ишь ты! И впрямь у тебя – как медом намазано…

Перышко из белого стало совсем прозрачным и незримым. Пора уж ему была и растаять, но вот держалось же!

И продержалось до самой темноты.

* * *