И они уехали.
А он остался.
Ноги несли сами, в голове колыхалась такая плоскость, как бывает в миске с жидкостью немногим тяжелее воды. Перелетит через край – и все. И точка.
Имело смысл вернуться в кафешку и взять еще чашку кофе. Каждый лечится, как умеет. Лечение можно сделать приятным. Сейчас кофеин предыдущей чашки уже ушел, рассосался, и стала ощутима температура, глаза попытались закрыться. Если добавить – вставит.
Возвращаемся.
На барьере, огородившем пустое уличное кафе, под самым фонарем сидела девчонка, схлопотавшая пощечину, и ногтями чистила ногти. Она выковыривает кровь, понял Марек, тьфу, прямо ком в горле встал от кровавой мыслишки. Тьфу, тьфу… ну, теперь не отплюешься…
Тем не менее он подошел чуть ближе и остановился, внимательно разглядывая девчонку. Ей было лет девятнадцать или двадцать, из той породы, которая рвется в модельный бизнес.
За спиной взревело. Марек резко обернулся. В створе улицы с визгом росли два ослепительных пятна.
Ему только показалось, что он узнал тот кабриолет, а девчонка сообразила сразу. Она кинулась в ближайшую подворотню. Марек понесся следом.
– Стой! – негромко крикнул он вслед. – Там, дальше, тупик!
Вот как раз эти места он знал неплохо. Тут жила бабушка-полячка, которая месяцами держала его у себя, когда он учился в школе – кажется, со второго по пятый класс. Родители ссорились и мирились, старший в силу своей правильности не обращал на их разборки внимания – у него уже был Спорт. Младший же почему-то решил, что это – из-за него, что старые люди сильно пожалели о рождении позднего ребенка, так осложнившего им жизнь.
И значит, он виноват.
Потом Марек узнал, что это – нормальная ошибка угодившего промеж жерновов ребенка, а еще позднее понял, что в чем-то он все же был прав. Мать затеялась его рожать, чтобы сделать семью совсем нерушимой. И, конечно, промахнулась. Отец продолжал бегать налево, хотя о разводе не помышлял. Потом отец начал болеть – вдруг сразу вылез полный букет хвороб, он прижал хвост, лишь огрызался, и тогда-то они в склоках – последних, арьергардных склоках, – изредка впопыхах поминали горьким словом свое решение обзавестись младшеньким. И маленький Марек, естественно, принял ту угасающую, почти автоматическую грызню всерьез.
У него хватило то ли ума, то ли глупости все рассказать бабке. Бабка же не ладила с матерью и была согласна месяцами держать дома странноватого мальчишку – лишь бы проучить невестку.
Заодно она объяснила внуку, что поляком быть лучше, чем евреем. Баба Лиза к тому времени померла, и некому было предложить другие варианты…
Играя в одиночестве, Марек исследовал все проходные дворы, а потом, уже после бабкиной смерти, проходил иногда знакомыми маршрутами, проверяя, все ли открыто и доступно.
Сейчас он бежал за девчонкой, потому что было в глубине квартала одно подлое место – с виду арка, выводящая на параллельную улицу, а на самом деле замурованный тупик.
А слева имелась совершенно неприметная дверь. Она пряталась за высокой серой башней с бойницами. Вот именно так безумный архитектор позапрошлого века устроил черную лестницу – витую и в башне. И кляла же его прислуга, таская наверх кошелки с продовольствием и мешки с дровами!
Несколько шагов, три или четыре из той полусотни, что отделяла его от бегущей девчонки, он пролетел вслепую – увидел треугольно раззявленный мешок, раззявленный по-хитрому, со вставленными полешками-распорками, и собственную руку, сующую туда поленья. Отец научил его грамотно укладывать мешок, таскать дрова на второй этаж и топить бабкину комнатную печь – на кухне к тому времени уже был газ. Особенно ярко увиделось поленце с отставшей берестой – толстой сухой берестой, замечательной для быстрой растопки.
– Стой! – опять позвал он. – Тупик же, говорят тебе!
Тут она обернулась.
Марек махнул рукой – сюда. Она поверила и свернула влево.
Тут же во дворе стало светло. Тот, на кабриолете, с лихого разворота ворвался и, не разбирая дороги, пронесся до самой арки. Фары уперлись в нее, что-то громко скрежетнуло и грохнуло.
Но Марек и девчонка уже были на лестнице.
– Стой, где стоишь, – велел Марек. – Я посмотрю.
Он подкрался к узкому окошку. Машина почти не была видна, только кусок капота. Потом она шевельнулась. Хозяин осознал, в какую передрягу вляпался, и задом-задом пытался выехать со двора. Наконец появилась его темная голова. Одна.
Ее рядом не было.
Где-то он ее выпустил, прежде чем погнаться за битой девчонкой. И сам тоже хорош – рожа ободранная.
С третьего захода кабриолет выбрался на улицу.
Девчонка, глядя на эти маневры, достала из крошечной сумочки, висевшей через плечо, мобилку.
– Костик, это я, ты где, приезжай за мной скорее, у меня тут такая засада, – быстро-быстро заговорила она. – Что? Ну да, знаю, час ночи, нет? Что? Ну и пошел ты знаешь куда?!
– Третий час, – сказал Марек, хотя его не спрашивали.
– Третий? – девчонка, видимо, до сих пор не осознавала, что тут же, на лестничной клетке, стоит невысокий плечистый парень, с легкой курчавинкой, с лицом узким и точеным на библейский лад, но при этом светловолосый и светлоглазый.