Сибирь

Несколько минут переправы на пароме, и мы достигаем пункта нашего назначения. Ледяной воздух, сильный мороз, вдали горы, увенчанные белым над зелеными склонами, и, вокруг нас до бесконечности кристально чистая голубая вода, тихая и гладкая. Поверхность озера имеет вытянутую форму, как Бельгия, его глубина достигает местами 2000 метров. Здесь сосредоточены 25 процентов запасов питьевой воды планеты. Воды чистейшей, без конца очищаемой разными бактериями. Небольшая, довольно бедная деревня Слюдянка расположена вокруг жалкого маленького порта с несколькими ржавыми судами. Именно отсюда отъезжает экскурсионный поезд, который едет вдоль озера несколько десятков километров, делая остановки в нескольких избранных местах. Я покупаю пуловер в магазинчике, скорее вагончике, хозяйка которого, несговорчивая девушка с резкими чертами лица, продолжает тем временем свой разговор с двумя не менее резкими типами. Там продаются всякого рода продукты, зубная паста, банки сардин, игрушки. Как старый передвижной домик американского запада, он стоит на угловых клиньях, в него заходят по деревянным ступенькам. Наклонный откос заканчивается рельсами. Маленькая черно-белая собачка бегала, а затем улеглась перед этой будкой, сама более напуганная нашей группой, хоть и яростно на нас лаяла. Мне хотелось ее сфотографировать и хотелось, чтобы она в это время смотрела на меня. Я вдруг вспомнила русские слова и крикнула ей: «Собачка, собачка, смотри на меня!» Русские с удивлением оглянулись, я еще никогда не произносила такую длинную фразу. Собачка в неподвижности застыла, глядя на меня, а затем принялась радостно лаять.

Маленький поезд останавливается в определенных местах, давая нам возможность пройтись по берегу. Затем мы собираемся и продолжаем путь. Из моего окна, тем более при движении вдоль берега, озеро вызывает ощущение, что вся его масса водяного молчания через все поры проникает глубоко в вас, будит и настораживает. На одной остановке на прекрасном пляже, покрытом мраморной галькой чистейшего белого цвета, становится опять очень холодно, пахнет водой, озоном и хвоей. Температура воды, должно быть, не превышает восьми градусов, но двое или трое из нас, и среди них М. d. К., настоящая дочь моряка, собираются искупаться и делают это! Когда они выходят из воды, торопливо проплыв несколько метров, они похожи на вареных раков…

Мы возвращаемся в поезд, чтобы перекусить. Я оставляю слишком жирную колбасу, но блины великолепны, за ними апельсины. Я приклеиваю поперек странички моего дневника этикетку «Жемчужина Байкала», которую отрываю от бутылки с водой. И мы опять выходим немного пройтись, вновь охваченные этой необыкновенной тишиной, которую я ни с чем не могу сравнить: прозрачная, чистая, вибрирующая мириадами капелек воды, которыми, кажется, дышишь. Расположенные на горных склонах гостиницы альпийского стиля на самом деле летние лагеря, которых было много в советские времена, пионерских лагерей для детей бывших и нынешних номенклатурщиков. Наша группа вытягивается на тропинку в траве. Впервые мы можем спокойно побеседовать, в то время как раньше нам приходилось спешить с одной встречи на другую. Кто-нибудь время от времени останавливается, пропуская группу, и с минуту стоит неподвижно. Я тоже так делаю два или три раза, чтобы вновь почувствовать в запахе воды и ее поднимающуюся за нами свежесть, и этот покой, покрывающий всю бело-голубую поверхность озера, физическое ощущение огромного простора, которым дышит все твое «я».

…Пространство, простор! Как его измерить? Широкий, обширный, огромный? Пустой, изолированный, ненаселенный? Безжизненный? Как найти подходящее слово, объясняющее то, что позади нас и перед нами? То, что здесь никогда не будет человека… Если только продолжить смысл слова «огромный» как протянувшийся вдаль до бесконечности, и слышать его эхо запустения. И при этом ощущать всю бесконечную мощь создателя, которая еще все здесь изменит так, как мы и не можем себе представить и никогда не увидим. И угроза времени, тоже уходящего в бесконечность и которая у меня всегда связана с пространством, хоть это, наверное, и не имеет смысла.

Но понятно, что в такой бескрайней пустоте душа чувствует себя шатко и неустойчиво, лишенной и опоры, и подвеса. Человек не создан для этого. Подтверждение тому самоубийство Мериветера Льюиса, умного и мужественного американского капитана. Это на мгновение может вдохновить, но ненадолго. Без других людей мир — это тюрьма, каким бы огромным он ни был. Особенно если он так огромен, что не имеет конца…