Эвенки, давно уже мирно кочующие по потаенным местам со своими оленями, в XVII веке на нынешних походили мало. У них была конница, дравшаяся в железных и костяных доспехах, были хорошие лучники. Имелось свое, национальное, довольно жутковатое орудие – пальма. Сейчас она, гораздо более короткая, используется главным образом вместо топора, а когда-то… Древко в человеческий рост, к которому прикреплено нечто вроде широкого, отменно наточенного ножа длиной поболее полуметра. В умелых руках – оружие смертоносное, пригодное, в отличие от тяжеленных стрелецких бердышей, для нанесения как колющих, так и рубящих ударов. Мне приходилось держать в руках и бердыш XVII века (уже без древка), и пальму гораздо более позднего производства, но сработанную по стандартам боевого оружия XVII века. Так что их боевые качества могу оценивать не теоретически.
Безусловно, не стоит иронизировать над костяными панцирями и шлемами. Сработанные на совесть из толстых пластин кости (или распиленных конских копыт), они служили неплохой зашитой от тогдашнего холодного оружия, особенно от стрел – ну разве что стрела угодит в щель меж пластинами. Между прочим, у многих народностей стрелы были отравленными. Никаких хитрых зелий варить для этого не следовало, обходились незатейливыми, но эффективными подручными средствами. Наиболее распространенный способ был прост: рыбу клали на солнышке, чтобы сгнила и полуразложилась. Перед походом эту неаппетитную падаль крошили на куски и клали их в берестяные коробочки, которые привязывали к поясу: своеобразные подсумки. Непосредственно перед боем наконечники стрел как следует вымазывали в этой вонючей гадости. При попадании яда в человеческий организм заражение крови или гангрена были гарантированы.
Казаки и стрельцы, у которых со средствами защиты обстояло не лучшим образом, при первой возможности старались обзавестись трофейными «куяками» – якутскими, бурятскими и эвенкийскими кожаными или суконными кафтанами с нашитыми на них железными пластинами. Однако столь же усердно добывали при первой возможности и «куяки костяные», а уж тем более пальмы.
Одним словом, у русских хватало в Сибири серьезных и хорошо вооруженных врагов. Однако со временем с большинством из них удалось наладить мирные отношения – не столько применением военной силы, сколько благодаря вполне мирным экономическим причинам.
Торговать с русскими оказалось гораздо выгоднее, чем воевать. Страшным дефицитом для местного населения были зерно, мука и все, что производилось из железа. «Бухарские купцы» (как тогда скопом именовали всех торговых людей из Средней Азии, Китая и Индии) покрыть этот дефицит не могли – зато это в состоянии были сделать русские. Сам собой встал жизненно важный вопрос: если перерезать русских поголовно, кто будет привозить товары?
Так что началась активная торговля. Денег в виде монет у местного населения не водилось, зато имелись меха, тогдашняя твердая валюта. Русские железные изделия охотно покупали (точнее, выменивали на меха) и те, кто имел свои рудники, плавильные печи и кузницы: котлы, ножи и прочие изделия, необходимые в хозяйстве, оказалось, дешевле покупать у русских, чем производить самим.
Со временем местные пристрастились и к чаю, который русские в немалых количествах стали завозить из Китая. А там и к табаку. Курение табака – привычка, безусловно, вредная (ханжески отметил автор, загасив в пепельнице очередной окурок), но крайне прилипчивая. Искоренить ее полностью не удавалось никому и никогда, ни в одной стране, какие бы суровые меры ни применялись. Были времена, когда при царе Алексее Михайловиче применялись серьезные наказания за курение, вплоть до смертной казни – однако курильщиков это не останавливало, тем более в Сибири, где крепкой власти очень долго не было.
(Вот кстати. До сих пор – редко, к счастью – попадаются авторы, которые на полном серьезе пишут, что русские в XVII веке будто бы пили табачный настой. Чушь совершеннейшая. Я сам, понятно, этаким питьем в жизни не грешил и не знаю ни одного человека, который бы его отпробовал. И так ясно, что на вкус этакий напиток был бы омерзительным, причем не давал ни малейшего опьяняющего действия. В чем тут дело? Да попросту невеликие знатоки истории, наткнувшись в старинных текстах на выражение «пить табак», искренне верили, что речь и в самом деле идет о питье. Вот и недрогнувшей рукой выводили байки про табачный настой. Меж тем «пить табак» как раз и означало курить. Гораздо позже иные оборотистые элементы для крепости добавляли в самогон табак – естественно, не в тот, что пили сами, а в тот, которым торговали, – но это уже другая история…)