Больше всего мне нравилось в «уазике» ощущение контроля, которое он дает. Расстояние до земли 30–50 см, четыре мощных колеса, 112 лошадиных сил с крутящим моментом в 208 ньютон-метров – такая машина из любой ямы вылезет. А на случай, если не вылезет, я купил себе 121-сантиметровый домкрат. Мы тренировались, ездили по бездорожью в ближайшей тайге и по сугробам. Машина – как рыба в воде на грязных проселочных дорогах. С приходом весны мы проделали 300-километровый путь по ледяной дороге на реке – к знаменитому национальному парку Ленские Столбы, охраняемому ЮНЕСКО. Периодически дорога шла по берегу, снег на котором под лучами солнца растаял и превратился в грязное месиво, но наш «уазик» без проблем преодолел и это.
Правда, для езды по городу эта машина немного неуклюжа. Выезжать задом в узких проулках довольно сложно. Жесткое переключение скоростей и вдавливание в пол сцепления – прекрасный способ нарастить мускулатуру. Сиденье в машине настолько высоко, что, запрыгивая туда, рискуешь порвать штаны.
На трассе машины «Тойота» периодически делали «уазику» показательные обгоны, но когда японская машина вдруг подводила, на помощь ей приходил иностранный хозяин русского «уазика». По дороге на Ленские Столбы я лично вытащил из грязи «Тойоту» местного жителя. В съемках якутского фильма про зомби я спасал машину режиссера из снежного завала. Но приятнее всего было выручить Алика, когда его «Тойота» заглохла в 40 километрах от Тёхтюра и я привез его домой на буксире.
УАЗ специально сделан для российских цен на бензин: 100 км – это 10–15 литров бензина, зимой расход в 1,5 раза больше. В Якутии горючее вполовину дороже, чем в том же Петербурге, да и в современные модели уже не заливают дешевый 76-й бензин, а берут 92-й. Заправиться – это отдельная тема: в «уазике» два бака, и на заправке приходится вертеться то одним боком, то другим. Несмотря на то что он жрет столько бензина, или, наоборот, благодаря этому в России «уазик» получил сертификацию экологического класса «Евро‑4». Подозреваю, что у него все-таки мало общего с европейским стандартом.
Моя жена очень быстро заделалась заправским водителем. Когда она села за руль, ее сразу зауважали, так как «уазик» – мужской транспорт. Для местных самым веселым было, когда я сидел рядом на сиденье труса. Правда, однажды гаишники конфисковали у жены машину. Это случилось на одном из проверочных пунктов при въезде в Якутск, когда я был в командировке.
Объяснение подобного изъятия собственности постоянно менялось: вначале дело было в отсутствии детского сиденья, потом в отсутствии страховки (которая не отсутствовала), в отсутствии перевода прав на русский язык и, наконец, в отсутствии паспорта. Вначале жену доставили в полицию на допрос, а потом вызвали в суд. Ей пришлось три дня собирать различные документы в учреждениях в разных частях города, прежде чем она смогла вернуть машину. Разозлившись на то, что у нас отобрали машину, мы стали искать пути, как попасть в Якутск, избежав проверок на въезде. Путь этот шел прямо по грязному полю, но для «уазика» это не помеха. Пусть полиция теперь локти кусает!
Осень
Октябрина
Скачки маленьких финнов по стогу сена напугали сибирячку.
Республика Саха (Якутия), Тёхтюр
Человек, с которым мы ближе всего познакомились, когда приехали в Тёхтюр, без сомнения, хозяйка, которая сдавала нам дом, 76-летняя вдова Октябрина. Родом она из соседнего улуса, Олекминского (Өлүөхүмэ), но по работе много лет жила на севере Якутии. Ее муж был родом из Тёхтюра, и, выйдя на пенсию, супруги перебрались в его родное село. Муж умер несколько лет назад, и Октябрина жила одна. Одна ее дочь с ребенком живет в Якутске, вторая в Питере.
Вначале Октябрина была с нами очень мила, давала нам картошку и лечила воспалившиеся волдыри наших сыновей, советовала, где что купить. Но быстро выяснилось, что конфетно-букетный период продлится не дольше месяца. Октябрина относилась к той довольно обширной группе российских хозяек, которые следят, чтобы, несмотря на договор аренды, они имели полную власть давать указания по всем вопросам, касающимся дома.
Октябрина нам говорила, что переедет к дочери в Якутск, но вместо того поселилась в маленьком доме своих старых родственников на другом конце села. Оттуда она легко могла заявиться к нам с налетом. На плите у нас ей удалось найти крошки еды, хотя мы-то считали, что мы сразу же все убирали. Она ругалась за разбросанные на полу игрушки и заодно на наши методы воспитания. Говорит, что в Якутии детям разрешают озорничать только до пяти лет, а потом наступает жесткая дисциплина. Из-за хозяйки радость от пребывания в доме у моей жены начала резко падать.