Сибирь не понаслышке

Поселок Улькан на Западном участке БАМа выделяется среди других продуманностью планировки, основательностью застройки и организации жизни и... какой- то, пожалуй, заласканностью, если можно сказать так о человеческом поселении. Детская площадка с разноцветными теремками и веселыми деревянными фигурками. Широкие чистые улицы с приветливым взглядом уютных окон добротных домов. Яркие щиты с материалами, рассказывающими об истории поселка, задачах и трудовых успехах его жителей. И, что покоряет окончательно, - летний бассейн для детей в центре Улькана. Это уже экзотика - единственное в тот момент, во всяком случае, сооружение подобного рода на всей трассе.

При входе в поселок вас приветствует деревянная "мисс БАМ" - озорная выдумка улькановцев, шутка, легкая улыбка, милая и согревающая. Рядом с "деревянной мисс" - "визитная карточка" ее творцов: "Поезд 571 "Юность Сибири". Дата рождения - 2 ноября 1974 года. Место рождения - поселок Улькан, 209-й км западного БАМа".

От такого несерьезного соседства серьезная "визитка" ничуть не проигрывает, наоборот, те, кто помоложе, сразу проникаются ощущением родства с хозяевами, а люди постарше с добрым снисхождением объясняют себе и другим: "Юность Сибири".

И нет безликого занумерованного "поезда". Нет наспех, кое-как бездумно сделанного поселка. Нет случайного вокзального сборища людей, соединенных на короткое время только для того, чтобы разъехаться; нет равнодушных попутчиков или раздраженных сутолокой и неприкаянностью "ожидальщиков".

Есть "Юность Сибири", отряд из шестисот строителей, русских, украинцев, азербайджанцев. Есть слаженный трудовой коллектив - "наша главная победа", как сказал начальник строительно-монтажного поезда 571 А. Машуров.

Есть хороший поселок Улькан на стройке БАМа, городок, не избавленный, конечно, от всех проблем пионерного поселка (рождение детских садов и яслей отстает от рождения детей, школа на 400 мест при наличии 700 школьников работает в две смены, не все женщины могут "трудоустроиться"), но выгодно отличающийся от других стремлением к постоянству, что уже само по себе прекрасное профилактическое средство против многих болезней "летучего" освоения.

Есть лидеры-энтузиасты, понимающие свою ответственность перед государством и каждым человеком, волею судеб вовлеченным в выполнение важного государственного задания и... преисполненным особой нежности к суровой и беззащитной Сибири. Понятие "временности" ненавистно улькановцам как синоним хищничества, потребительства, корыстной беспечности ("после нас хоть..."), профессиональной, гражданской, человеческой ненадежности.

Заместитель начальника поезда Валентин Ураков именно в этом зле - в микробе временности - склонен видеть причину некоего особого качества человека, приобретаемого, к сожалению, в Сибири и наносящего Сибири немалый урон, как моральный, так и материальный. Как назвать это качество одним словом?

"Ощущение временности стройки, поселка, жизни - это, по-моему, одно из самых губительных сибирских бедствий, потому что именно оно мобилизует в человеке самые плохие свойства, - с тревогой говорил молодой руководитель. - Где-нибудь у себя в Подмосковье или на Кубани трудится человек честно, живет скромно, на цветок не наступит, ветку не обломит, вьет гнездо свое с любовью, терпеливо, с думой о детях, с заглядом вперед, с оглядкой на людей и природу. А приезжает порой тот же самый человек в сибирские дали - его не узнать. Спалит кусок леса - хоть бы что! Дом тяп-ляп поставит где попало, грязь вокруг себя разведет, браконьерствует без зазрения совести - и у него даже сомнений не возникает, что можно бы иначе! Он, герой, в Сибирь приехал, в морозы, в глухомань, и Сибирь ему вроде за одно это всем обязана и даже как будто виновата перед ним за свою нетронутость, необжитость. И он торопится "отметиться" пожарами, рубками неразумными, разбазариванием государственных ценностей и накоплением собственных...

А виновато в этом уродстве отношение к Сибири как к временной выгодной остановке, где денег платят побольше, рыба еще ловится, зверь на шапку на свободе бегает. Вернется такой ухарь домой и снова станет заботливым хозяином, честным тружеником. А тут его будто подменили!"

Так или примерно так говорил В. Ураков, но портрет алчного недальновидного временщика рисовал он с болью и возмущением, с чувством, хорошо знакомым тем, кто любит Сибирь со всеми ее суровостями и проблемами, кто в эпопее освоения ее богатств видит не возможность что-то ловко ухватить для себя, а возможность щедро поделиться с другими лучшим, что имеешь. О первых говорят с отвращением, но как о явлении, - во что верят! - непременно временном. Про вторых, назовем их творцами стиля созидательного освоения, рассказывают со множеством оттенков, могут и посмеяться, могут и ругнуть, но все это при единственно возможной в таких случаях исходной коллективной оценке: хороший человек!