Читаем Сибирь, союзники и Колчак т.2 полностью

Вот отчего до окончания работ Уфимского Совещания и объединения власти никаких серьезных шагов для соглашения о помощи Сибири не могло быть сделано.

Было, однако, два выхода.

Один заключался в использовании чехо-словацкого вопроса в качестве основы соглашения. Можно было просить о различного рода помощи, мотивируя невозможностью в противном случае обеспечить безопасность чехо-словаков. Мы учли это, и когда Гайда стал домогаться назначения его командующим сибирскою армией вместо Иванова, мы, члены дальневосточной делегации, решили согласиться на такую комбинацию, рассчитывая, что назначение Гайды обеспечит помощь Америки. В этом смысле я вел переговоры с Омском. Мотивы к назначению Гайды были еще и другого рода. Ко мне постоянно приходил во Владивостоке поручик Калашников, сыгравший впоследствии роковую роль в организации иркутского переворота. Он говорил о тех интригах, которые наблюдались в русском командном составе, о жажде получить беспристрастного начальника, который бы давал движение и назначение только по заслугам, о личной популярности Гайды. Я отнесся к словам Калашникова с доверием, тем более что Омск уже страдал от соперничества генералов и военного кумовства. Назначение Гайды, однако, не состоялось вследствие энергичного сопротивления Омска: «Назначение Гайды сделает его несменяемым», — телеграфировали оттуда.

Другой выход был в соглашении с японцами. Об этом Вологодский начал беседы с графом Мацудайрой. Он не ответил определенно, но не отрицал возможности военной помощи, если Сибирское Правительство будет об этом ходатайствовать письменно. Это указание на необходимость специального письменного ходатайства было сделано очень ясно. Как нужно было поступить? Мы не могли решить такого вопроса сразу. Япония могла быть заинтересована в поощрении сибирского сепаратизма в целях обеспечения своего влияния в Сибири. Мне называли даже фамилию депутата — Усуи, — который усиленно ратовал за признание сибирской автономии. Это нам не казалось страшным, так как движения, подобного украинскому, в Сибири никогда не могло возникнуть. Привлечение японского капитала в Сибирь нам представлялось желательным, а конкуренция японской промышленности и японской торговли не представлялась опасной русским торговопромышленникам.

Соображения другого порядка останавливали нас. Ясно, что Япония не могла бы оказывать военную помощь бескорыстно, рано или поздно за нее пришлось бы заплатить и, по всей вероятности, не золотом. Чувство ответственности перед Россией заставляло нас быть сугубо осторожными во всем, что могло связать Россию, и Вологодский воздержался от обращения к Японии за помощью, отложив этот вопрос для разрешения в Омске.

Мнение Иванова-Ринова

Возвращаясь в Омск, мы встретились в Иркутске с Ивановым-Ри-новым, который ехал на Восток. Одним из главных вопросов, которые мы обсуждали тогда совместно, был вопрос о военной помощи японцев. Иванов-Ринов категорически заявил, что нужды в такой помощи нет, мы справимся с большевиками сами, нам нужна только помощь снабжением. После такого категорического заявления командующего сибирской армией и управляющего военным министерством вопрос, конечно, отпал. Будущее показало, как неосновательна была самоуверенность генерала, и потом он же, но уже поздно, обвинял Правительство в неумении обеспечить помощь Японии.

Не буду скрывать, что мы были рады заявлению Иванова. На фронте в то время положение было неважно: пали Казань и Самара, грозила опасность Уфе. Однако Иванов представил положение дел в самом успокоительном виде, объяснил отступление стратегическими соображениями, необходимостью сократить линию фронта, указал на бессмысленность первоначального занятия Казани и совершенно не коснулся ни влияния отступлений на психологию солдат, ни риска затяжной борьбы. Подобное неумение широко подходить к оценке военных шансов с учетом общественных настроений и экономических ресурсов проявляли, однако, и более подготовленные и образованные в военном деле генералы, чем Иванов-Ринов, который, как уже указывалось, большую часть своей службы провел на административных постах в Туркестане.

В. Э. Гревс

За всё время пребывания на Дальнем Востоке Вологодский при переговорах с союзниками пользовался услугами бывшего петроградского нотариуса, одного из лучших юристов-практиков В. Э. Гревса, которого мы застигли на дороге. Он направлялся с семьей в Америку.

Гревс не имел ничего общего с дипломатией, но он обладал зато качеством гораздо более ценным — он умел анализировать экономические отношения и разбираться в международных отношениях.

Оставшись на Дальнем Востоке в качестве советника Министерства иностранных дел с правами товарища министра, он продолжал дело, начатое Вологодским.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее