Большевизм есть диктатура трудового населения. Колчак и Деникин несли с собой идею Учредительного Собрания.
С победой большевизма, покоящегося на основании деспотии и террора и проводящего в жизнь хотя бы и именуемую диктатурой пролетариата, но диктатуру более последовательную, чем это делал адмирал Колчак, по личным свойствам своим не умевший быть тираном,
Гражданская война с большевиками, пока ее вели адмирал Колчак и генерал Деникин, не могла гарантировать крестьянам перехода к ним помещичьих земель. Слишком много вокруг власти Российского Правительства накоплялось элементов старого режима, слишком робки и неопределенны были шаги правительства, направленные к реализации его обещаний.
А между тем земельный вопрос есть основной вопрос всей русской революции. Победа большевизма самим фактом затяжки разрешения земельного вопроса укрепит создавшиеся уже отношения, стирая прежние границы права.
Каждый год фактического обладания укрепляет сознание бесповоротности происшедшего. Восстановление прежних владений становится все труднее, а там, где психология собственности чужда самому крестьянству—а есть районы, где она не чужда, — там земельный вопрос разрешается, по-видимому, сам собою: исходную базу составит фактическое обладание, а не прежние земельные отношения.
В одном только большевизм и его враги фактически сошлись, несмотря на глубокое идейное различие. Это в вопросе о единой России.
Как показали события, Россию надо было воссоздавать по частям, но адмирал Колчак и генерал Деникин не могли найти общего языка с теми, кто проявил склонность к сепаратизму. Большевики, как интернационалисты, совершенно безучастно относящиеся к идее единой
России, фактически объединили ее и почти уже разрешили проблему воссоздания России, направив ее развитие в новое русло. Но если большевизм не переродится сам, а будет свергаться, то вероятнее всего, что свержение его будет происходить постепенно, и возрождение России составит длительный процесс, обеспечивающий широкое самоуправление окраинам.
Обреченные победители
Могут ли большевики эволюционировать? Расчет на это последовательное перерождение большевизма был одним из мотивов соглашательской политики в Иркутске.
Мне пришлось беседовать после переворота с заместителем комиссара Франции г. Могра. Он выражал твердую уверенность, что большевики изменятся и Россия будет подлинно демократической страной.
Я не соглашался с ним. Даже допуская, что Москва может прийти к выводу о необходимости изменить систему управления, я не верил, чтобы она могла фактически заставить своих агентов на местах отказаться от террора и насилий.
«Пусть пройдет летний сезон, — говорил я, — и осенью 1920 года начнутся крестьянские восстания против большевиков».
Так и оказалось. Соглашательская политика повела к смешению разнородных элементов. Россия как будто вся объединилась. Но это было противоестественно. Стоило жизни несколько устояться, и большевизм отделился от небольшевизма, как масло от уксуса в стакане.
Существует только один способ покончить с большевизмом — свергнуть его.
Но когда?
Два обстоятельства могут способствовать затяжке в ликвидации большевизма. Одно — распространение его на Европу. Это самое опасное, что может ожидать современную культуру.
Другое обстоятельство — полное бессилие и дезорганизация городской интеллигенции и одновременно — анархичность крестьянства.
Устранение этих препятствий или укрепление их зависит исключительно от политической честности и дальновидности международной политики в отношении России.