Сибирь

— Возьмешь, Броня, Зосю под руку. Всем и каждому будет ясно: пан и паничка наслаждаются жизнью, гуляют, пользуясь тем, что кончился дождик. А все-таки зонт, Броня, возьми. Небо сегодня такое неопределенное, наставническим тоном сказала тетя Стася.

— Все встречные мужчины, Стася, будут сгорать от зависти: любой бы из них посчитал за счастье пройтись под руку с такой красавицей, как наша Зося, — лукаво поглядывая на жену и Катю, со смешком в голосе сказал Насимович.

Однако, когда Катя надела свою жакетку, опушенную беличьим мехом, а сам он вырядился в суконное серое пальто с плисовым воротником и широкополою черную шляпу, какие-то сомнения вкрались в душу портного, и он с раздумьем сказал, обращаясь к жене:

— Нет, Стася, как ни лестно мне, пожилому человеку, пройтись с девушкой под р; уку, пойдем мы с Зосей в одиночку. Она по одной стороне улицы, я по другой.

— Почему, Броня? Зосю никто здесь еще не знает!

Насимович по привычке поднял руку, растопырил длинные узловатые пальцы, начал пригибать их.

— Пока Зосю никто не знает — это так, но ее могут быстро узнать. Слишком бросится в глаза такая пара.

Нам же известность не нужна. Это раз. Два — вот что: если Гранит действительно прибудет с этим пароходом, то ни я, ни Зося, ни вместе, ни в одиночку не можем встречать его открыто. Он проследует к нам сюда, на квартиру, самостоятельно, сообразуясь со своими обстоятельствами. А три, Стася, тебе известно: береженого бог бережет.

— Ну, делай как хочешь, Броня, тебе виднее, и ты в этом деле понимаешь больше меня, — послушно согласилась тетя Стася.

— Я, Зосенька, пойду по левой стороне, — Насимович взял Катю за руку, ты — по правой. Выйдешь через две-три минуты после меня, чтобы не потерять друг друга из виду. Иди не торопясь. Если вдруг за тобой увяжется "хвост", то я замечу это раньше тебя, потому что буду поглядывать все время направо. В этом случае я сниму шляпу и приглажу волосы.

— Что же я должна делать? — обеспокоешю спросила Катя.

— Думаю, что все будет хорошо. Если же все-таки тебя заприметили и начнут слежку, то скрывайся в большом головановском магазине. Он будет на твоей стороне. Я постараюсь оказаться там же и как-нибудь помочь тебе.

— Я поняла вас, дядя Броня, — спокойно сказала Катя, но обеспокоенное выражение ее глаз не совпадало с тоном голоса. Всю дорогу из Петрограда Катя была начеку, и это состояние постоянного напряжения утомило ее.

— Боже мой, боже мой, — вздохнула тетя Стася, — как живут люди! Дорогого человека не имеешь возможности встретить, как велит тебе сердце.

— Не причитай, Стася. Еще ничего не произошло, и я уверен, что все будет хорошо, — остановил жену Насимович.

— Мне тоже так кажется, Броня. А вам, Зосенька?

— Будем надеяться на лучшее, — стараясь не смотреть на тетю Стасю, сказала Катя.

Дверь скрипнула, и Насимович скрылся в сумраке сепей. Катя подошла к окну, подняла уголок белоснежной шторки и стала ждать появления Насимовича.

Долго его не было. По-видимому, что-то задержало портного возле калитки. Так и есть: по тротуару, поднятому из-за болота выше уровня окна, протопали две пары ног. Одна пара была в начищенных бизоновых сапогах, вторая — в желтых ботинках со шнурками.

— Сын аптекаря беременную жену на прогулку вывел, — пояснила тетя Стася, пристроившаяся за спиной Кати. — Ну а это ноги Бронислава, — через минуту сказала она, увидев медленно передвигавшиеся черные ботинки в блестящих калошах.

— Пора и мне, — сказала Катя, опуская шторку.

— Удачи вам, родная! — горячо прошептала тетя Стася и порывисто обняла Катю.

Как и в раннее пасмурное утро, так и теперь, в разгар осеннего дня, в Болотном переулке стояла тишина.

Сын аптекаря с беременной женой уже повернули за угол, выйдя на другую улицу, и, кроме Насимовича, Катя никого не увидела. Она чуть отошла от дома портного и, как было уговорено, пересекла переулок. Насимович шел широкими шагами, не оглядывался, при каждом новом шаге откидывал сомкнутый зонт, заменявший ему сейчас трость. Катя быстро нагнала его, и некоторое расстояние они шли на одной линии. Но вот Насимович на секунду приостановился, и Кате показалось, что он качнул головой. Катя поняла это как знак того, что ей нужно отстать. Она нагнулась и стала поправлять застежку на туфле. "Что он так медленно вышагивает?! Пароход, наверное, уже причалил, и если Ваня приехал, то очень просто с ним разойтись", волновалась Катя.

Не выпуская из виду Насимовича, Катя минут через двадцать оказалась на берегу Томи. Вольный речной ветер, пропахший прелой рыбой, тиной и дымом костров, обдал Катю. Обмелевшая перед ледоставом река обнажила свои ребристые перекаты, усеянные разноцветной галькой. Нежаркое солнышко разгулявшегося под конец дня освещало их нежными лучами, и они переливались, вспыхивали и гасли, придавая берегам радушное неосеннее выражение. Пароходов у причалов уже не было, зато по всему берегу, насколько мог охватить глаз, стояли катера, баржи, завозни, лодки.

Некоторые из судов были уже вытянуты на берег и покоились на круглых бревнах, остальные ждали своего часа.