Сибиряки

Санки сначала медленно, а затем все быстрее заскользили по льду. Кто-то из толпы освещал его и Нюську карманным фонариком, кто-то кричал: «Катнем технорука»!.. В глазах зарябило, поднявшийся ветерок выбивал слезу, а руки сами собой все крепче впивались в натянутую струной веревку. Нюська громко смеялась и выкрикивала ему какие-то советы, но в ушах Житова все сливалось в один сплошной нарастающий гул. Пальцы в перчатках предательски скользят по веревке, а Нюськины руки, сцепившиеся у него на груди, тянут его назад сильнее, сильнее. Житов уже из последних сил держится за веревку, чтобы не вылететь из санок. Глаза заволокло розоватым туманом, руки налились тяжестью, онемели. Последним отчаянным усилием попробовал перехватиться удобнее — и в тот же миг почувствовал, как летит в воздухе. Еще миг — и он с головой в снегу, вместе с Нюськой…

8

Было уже за полночь, и толпа молодежи незаметно начала таять. После очередной победы крутильщиков и восторженной суматохи Нюська отвела хохочущего вместе со всеми Житова от круговушки, громко, чтобы услыхал в гаме, сказала:

— Домой надо, заругаются.

— Как, уже? Впрочем, конечно, идите, Нюся. Первый час. Спасибо вам за огромное удовольствие…

— Одна? — лукаво удивилась Нюська. И, видя заминку Житова, рассмеялась. — У вас в Москве все так девушек провожают?

— Нет, что вы… Я просто не сообразил, — сбивчиво, стараясь не глядеть Нюське в глаза, проговорил Житов. — Я думал, вы с подругами…

— А вы о подругах не пекитесь, у них есть кому, — полушутя, полуобиженно отрезала Нюська. И, не ожидая ответа, первой двинулась залитой лунным светом тропинкой.

Житов улыбнулся наивной простоте местного этикета, Нюськиной самоуверенности и пошел следом.

Луна высоко стояла над Качугом, серебря сопки, горбатые крыши изб, Нюськин козий треух, воротник, плечи. Хорошее, веселое настроение, поднятое чудесной прогулкой, катанием на круговушке, наконец, шагающей рядом Нюськой, заставило забыть одиночество и невзгоды. И пусть завтра начнется все сначала, пусть опять неприятен будет его разговор с Поздняковым, сегодняшний вечер стоит того, чтобы все повторить снова.

Выйдя на раскатанный шинами тракт, Нюська остановилась, подождала Житова.

— Ой, снегу-то! Давайте отряхну. — И, сбросив рукавицу, принялась отряхивать Житова. Бесцеремонно расстегнула ворот его шубы и, выгребая голыми пальцами снег, задышала в лицо:

— Еще простынете. Кто вас, москвичей, знает, какие вы…

— А вы, Нюся, не простудитесь?

— Вот еще! Поди, в валенки набралось? Обопритесь на меня, выбейте, а то ноги мокрые будут.

— А у вас не набилось?

Нюська выставила вперед валенок, засмеялась:

— У меня не набьемся!

Валенок плотно облегал в икре Нюськину ногу. Житов воспользовался предложением, поочередно выколотил из-за голенищ снег и тоже отряхнул Нюську.

Они не торопясь двинулись трактом. Нюська взяла под руку Житова, слегка прижалась к нему плечом.

— Что ж вы молчите, Евгений Палыч? Я вам не нравлюсь, да?

Внезапный откровенный вопрос вновь ошарашил Житова. Как ее понимать? Уж не собирается ли она снова разыгрывать его? Посмеяться? Но Нюськино лицо, обращенное к нему, было серьезно.

— Да нет, нравитесь, Нюся. Очень нравитесь…

Житов не соврал. В этот момент Нюська была так мило наивна и так хороша в этом хрустальном свете, что Житов, кажется, никогда еще не испытывал подобного ощущения близости девушки. Все в Нюське было как-то проще, откровеннее и потому приятнее, ближе. Не было далеких намеков на внимание, сложных, слишком умных происков, умышленно отвлеченных речей (это уже было знакомо Житову). Да и сам Житов, случалось, не решался вот так слишком уж просто, без обиняков… Но ведь Нюська совсем ребенок. Чудесный милый ребенок… А может быть, ее тянет к нему не сам он, а его положение технорука, единственное на весь автопункт звание инженера? И завтра же сама Нюська будет так же просто и весело делиться с подружками своей легкой победой?..

А Нюська молча шла рядом, старалась угодить в ногу, размахивая свободной рукой. И вдруг запела: громко, без напряжения, будоража ночь:

Было время, было время,
Д’было времечко одно:
Д’мы с миленочком гуляли,
Д’пели песни под окном…

Житов невольно оглянулся на тракт. Ни души. Зачем она это?.. Так вот чьим голосом восхищался он столькими вечерами!

— Это не вы ли поете частушки, Нюся?.. Я ведь вас каждый день слышал.

— Ну уж и каждый.

— Ну часто. У вас чудный голос. Знаете, как называется ваш голос?

— Как?

— Контральто!

Нюська неожиданно рассмеялась.

— Угадали. Мне учитель пения наш давно говорил.

— Так вы учитесь пению?

— А он многих учит. На пенсии он, что ему делать? Вот и ходим к нему…