Сибиряки

— Ну-ка герой, спускай воду! Спускай, говорят, пока не замерзла! А вы чего встали? — напустился Рублев на шоферов. — А ну, выбрасывай ваги, пока все машины не поломали!

— А как же я? — испугался Митька, вообразив, что его хотят одного оставить на Лене.

— А тебе что, Митяй? Самовар кипит, знай, чаек попивай да посвистывай, — смеялись водители.

— Мы тебе приказ пришлем, парень! Наградные!

— Значит, пока ехали — радовались, а как вага лопнула — один я виноват. Вот спасибо!

— Ладно вам шутковать, и так в штаны напустил парень, — заступился за Митьку Николаев.

Водители разбрелись по машинам, повыбросили из-под кузовов «Митькину идею», вернулись с лопатами расчищать путь. Однако те, что послабей, запротестовали:

— Чего тут начистишь в пурге? Переждать надо.

— Без того с голодухи ноги дрожат, какая еще тут к черту работа!

— Опять бузить? А кто слушать меня обещал? — оборвал Рублев.

6

На третий день ветер стих и можно было выйти па Лену. Обросшие, прокоптевшие у костров люди удрученно смотрели на занесенную снегом ледяночку, на бесформенные снежные холмы, где несколько дней назад стояла автоколонна.

— Ну, братцы, дождались ясна. Погожий будет денек. Видали, как верховичок за тучки принялся! — Николаев постоял, осмотрел понуривших головы шоферов, широко улыбнулся. — До чего же вы хороши, братцы! Мать родная откажется, не признает.

Отряд разбился на две группы: одни отправились с лопатами на расчистку, другие — к кострам, на отдых: устанут те — эти придут на смену.

К полудню ослепительно засверкало солнце. Но зато к остальным бедам прибавилась новая: кончилась последняя булка хлеба, упала в котел последняя долька говяжьего сала. Оставались еще картошка, капуста да лук.

— Мясца бы! Без хлеба бы можно, — говорили водители.

— А что? Вон оно мясо, рядом ходит, — показал на тайгу Рублев. — Митяй, выбирай двух спарщиков и чтоб по козе на душу!

— Да медведей живьем бери! — повеселели водители.

Митяй не заставил себя упрашивать: отобрал двоих побойчей с ружьями и сразу увел в тайгу. Но через полчаса Митька снова вернулся в лагерь.

— Дядя Николай, — еле дыша от быстрой ходьбы, сообщил он Рублеву. — Дело есть, айда-ка в сторонку.

— Опять что выдумал?

— Да нет, дело.

Они отошли от костра.

— Шаньгой в тайге запахло. Вкусно, Николай Степаныч, ой вкусно!

— Дуришь? — нахмурился Рублев. — Какая в лесу шаньга? Ровно тебя напугал кто. — И даже опасливо оглядел Митьку.

— Ворует у нас кто-то шкиперскую мучку, дядя Николай, — тихо сказал Митька. — Айда со мной… Или дядю Егора пошли, еще лучше.

Рублев подумал, подозвал друга.

— Ступай с ним, Егор, он те дорогой расскажет.

Перевалив взлобок, Митька спустился в лощину, выбрался на ровное место, на проделанную уже кем-то тропу и, войдя в чащу, подождал Николаева, зашептал:

— Принюхивайся, дядя Егор. Чуешь?

— Не чую.

— Эх ты! А я завсегда в рейсе, бывало, по запаху чуял: где в деревне блины, а где шаньги.

— Будет дурить, шагай дальше!

Из кустов вышли поджидавшие Митьку охотники, и все четверо двинулись дальше.

— Гляди, дядя Егор!

В лощине, в двадцати шагах от них, горел небольшой костерчик, сидели, держа над огнем на прутках мучные лепешки, два человека. Николаев вышел из-за куста, и в тот же миг вскочили с мест оба отшельника.

— А, дядя Егор!.. А мы напугались, уж не шатун ли пожаловал… — заметно побледнев, забегал глазами по насупленным злым лицам подошедших охотников горбоносый отшельник.

— А ну кажи, чего тут жарили? — Николаев оглядел костер, брошенные на снегу борчатку и полушубок.

Горбоносый обиженно огрызнулся.

— Ты что, Егор, очумел? Чего мы тут жарить можем?

— Говори! — взревел Николаев. — Чего жарили?!

Но Митька уже извлек из снега зарумянившуюся с краю лепешку, попробовал на зубок, протянул Николаеву.

— Вот она, шанежка! Хороша, да жесткая шибко! Дрожжец бы!

Горбоносый метнулся в сторону, но Николаев успел поймать его за стежонку, швырнул к костру.

— Показывай, где мука, паскуда!

Губы горбоносого затряслись, как в лихорадке. Перетрусил, жался к костру и его приятель.

— Нет у нас муки… Вот все, что у вас…

— Митяй! — взревел богатырь. — Вывертывай у гадов карманы!

Но и в карманах воров не было ни муки, ни мучной пыли. Водители уже собирались бросить поиски и вести воров в лагерь, когда один из охотников вдруг наткнулся на свежий бугорок снега, вытащил из него плотный белый кулечек.

— Ух ты! — воскликнул Митька. — Тут, если по карточкам, одному месяца на два, а то и на три верняком будет!

Николаев двинулся на воров.

— Не бей, Егор!.. — заорал горбоносый. — Это он брал! Он!.. Я только видел!..

Богатырь приподнял его, бьющегося в руках, толкнул вперед.

— Иди, показывай, где взяли! Оба идите!

Воры привели Николаева к его собственной машине, показали на торчавший под брезентом мешок.

— Из этого.

Весь отряд окружил их. Угрожающе потянулись десятки рук, но Рублев не допустил драки.

— Не трожь! Якутский народ их рассудит.

7