Сибирочка (сборник)

Хорошенькая Ляля Ивина быстро поднялась со своего места и громко, отчетливо произнесла на весь класс:

– «Демьянова уха», басня Крылова.

– Отлично-с! Ну-с, отвечайте басню.

– Хорошо! – так же бодро отчеканила Ляля и начала, предварительно откашлявшись:

Вороне где-то Бог послал кусочек сыру;
На ель Ворона взгромоздясь,
Позавтракать было совсем уж собралась,
Да позадумалась, а сыр…

– Довольно! Довольно! – неистово замахал руками учитель. – Вы сами не понимаете, что говорите сейчас. Госпожа Рош, отвечайте басню… Госпожа Ивина, садитесь и придите в себя. Вы нездоровы, должно быть, и это избавит вас от единицы.

Ивина уселась на свое место, обводя класс торжествующими глазами, а вместо нее поднялась Женя Рош.

По улицам Слона водили,
Как видно, напоказ, —
Известно, что Слоны в диковинку у нас… —

пропищала она тоненьким-претоненьким голоском.

У учителя глаза стали вдруг круглыми, как орехи. Он смотрел то на толстушку Рош, то на классный журнал. Наконец, очевидно, смекнув, в чем дело, он покраснел и, махнув рукою Рош, чтобы она садилась, поставил ей крупную единицу…

– Стыдно школьничать! – произнес он строго. – Но вы обе на дурном счету, поэтому с вас и взятки гладки, как говорится… Госпожа Прижинцова, потрудитесь прочесть вы «Демьянову уху», – обратился он к первой ученице класса.

Танюша поднялась вся красная со своего места. Ей не хотелось огорчать Яковлева и получать дурную отметку в классном журнале, и в то же время она не смела идти против класса. Слезы стояли у нее на глазах, когда она начала, захлебываясь и волнуясь.

Мартышка к старости слаба глазами стала;
А у людей она слыхала,
Что это зло еще не так большой руки:
Лишь стоит завести Очки
Очков с…

– «Демьянову уху», «Демьянову уху» прошу читать, а не «Мартышку и очки»! – закричал не своим голосом учитель. – Да что вы, извести меня поклялись все, что ли? И это вы! Прижинцова! Первая ученица, моя гордость! – произнес он дрожащим от волнения и гнева голосом. – На вас-то уж я надеялся! Ну… да уж… садитесь, – присовокупил Василий Васильевич с горечью; и новая единица прочно воцарилась в клеточке журнала.

– Степановская… Рохель… Мордвинова… Шмидт… – сердито вызывал девочек Яковлев, и каждая из них говорила всевозможные басни, только не ту, которую требовал учитель, – не «Демьянову уху», заданную на сегодня.

За черноглазой и черноволосой Сарой Рохель поднялась Жюли и начала, дерзко глядя в самые глаза учителя:

Проказница-Мартышка,
Осел,
Козел
Да косолапый Мишка
Затеяли сыграть Квартет.
Достали нот, б'aса…

– Молчать! – прервал Жюли грозным голосом учитель и изо всей силы ударил кулаком по столу.

И вдруг его глаза встретились с моими. Я увидела столько гнева и в то же время тоски в его обычно добрых глазах, что невольно подалась вперед, желая его утешить.

– А-а, – произнес Василий Васильевич, – госпожа Иконина-вторая, про вас я чуть не забыл… Отвечайте басню!

Я медленно поднялась и, встав у парты, начала:

«Соседушка, мой свет!
Пожалуйста, покушай». —
«Соседушка, я сыт по горло». – «Нужды нет,
Еще тарелочку; послушай:
Ушица, ей-же-ей, на славу сварен'a!»

Я не знаю, жаль ли мне было замученного классом учителя или совести не хватило следовать примеру моих подруг, но я читала ту именно басню, которая была задана нам на сегодня и которую я знала отлично. И чем дальше читала я, тем больше прояснялось хмурое, недовольное лицо учителя и тем ласковее сияли под очками его печальные и гневные до этого глаза.

– Отлично, Иконина! Спасибо! Успокоили старика… – произнес Василий Васильевич, когда я кончила. – А про вас всех, – обратился он к классу, – будет доложено начальнице.

И, говоря это, он обмакнул перо в чернила и вывел крупную 5 – лучшую отметку – в журнальной клеточке против моей фамилии.

Лишь только прозвучал звонок и учитель вышел из класса, девочки повскакали со своих мест и окружили меня.

– Изменница! – кричала одна.

– Шпионка! – вторила ей другая.

– Дрянная! – пищала третья.

– Вон ее! Не хотим шпионку! Прочь из класса! Вон, сию же минуту вон!

Вокруг меня были грозящие, искаженные до неузнаваемости лица; детские глазки горели злыми огоньками; голоса звучали хрипло, резко, крикливо.

– Если бы мы были мальчиками, мы бы «разыграли» тебя! – кричала Ляля Ивина, подскакивая ко мне и грозя пальцем перед самым моим носом.

– Да, да, «разыграли» бы! – вторила ей высокая рыжая Мордвинова. – У! Как разыграли б, а теперь только можем прогнать тебя. Вон!

И она толкнула меня, пребольно ущипнув за руку.