Сибирочка

Сибирочка почти не заметила быстро промелькнувшего пути и опомнилась только тогда, когда извозчик подвез ее и ее спутницу к подъезду плохенькой грязной гостиницы, стоявшей на самом дальнем краю города.

— Ступай за мною! — произнесла, волнуясь, Вихрова, войдя с нею в подъезд и поднимаясь по ветхой и грязной деревянной лестнице во второй этаж здания. — Где остановился Степан Михайлович Кашинов? — осведомилась она у попавшегося ей навстречу слуги.

Тот указал на дальнюю дверь в самом конце коридора.

— Ну, беги скорее одна к дедушке! Я уже видела отца, не хочу мешать вам и пойду тихонько за тобою! — проговорила Вихрова, обращаясь к Сибирочке, и умышленно замедлила шаги.

Сибирочка не заставила Вихрову повторять это приглашение и стрелою пустилась бежать по коридору прямо к указанной двери. Вне себя, вся запыхавшаяся, взволнованная и счастливая, она рванула эту дверь и, широко распахнув ее, влетела в комнату.

— Дедушка! Миленький! — вырвалось радостным криком из ее груди, и она упала в широко раскрытые объятья находившегося в комнате старика.

Теперь она была как безумная. Она обвила ручонками его шею, целовала его седую бороду, белые волосы, которые были так похожи на дедушкины волосы, целовала лицо и мочила это лицо слезами, радостными, счастливыми слезами, шепча одну только фразу, словно в забытьи:

— Дедушка! Миленький! Дедушка!

Глава XVIII Не он

— Ха-ха-ха-ха! Пора прийти в себя, внученька! Довольно наобнималась и нацеловалась! Садись теперь сюда и слушай меня хорошенько, что я тебе буду говорить!..

Этот грубый смех и голос, совсем не похожий на голос и смех дедушки, заставили затрепетать Сибирочку с головы до ног. Она тихо вскрикнула и отскочила от мнимого деда к двери. Но старик, точно ожидая этого, опередил девочку и, прежде нежели она достигла порога комнаты, быстрым движением затворил дверь и запер ее на ключ.

Лицо Сибирочки покрылось смертельной бледностью. В глазах отразился ужас: только теперь она убедилась, что перед ней не дедушка, а Иван Зуб. Последний между тем расхохотался еще грубее.

— Что запрыгала? Что, небось признала по голосу-то?.. Старого знакомца своего признала, голубушка?.. — хрипло ронял он слова своим грубым голосом. — Ну, и ладно… Слушай же теперь хорошенько меня. Ты теперь в моих руках. Теперь что захочу, то и сделаю с тобой. Если будешь покорна мне, забуду прошлую обиду, забуду, как ты с негодяем Андрюшкой меня и отца с братом полиции выдала. Прощу тебе все, только за это ты меня своим дедушкой признать перед всеми должна. Слышишь? Я твой дедушка отныне, Степан Михайлович, птицелов сибирской тайги… Слышишь? Так ты и знай! И повезу я тебя с собою в Сибирь, и будешь ты жить в ней до тех пор, пока отца и брата не вызволим из неволи, а там отпущу тебя на все четыре стороны, коли умна и покорна мне будешь. Слышишь, что говорит тебе Иван Зуб?

С теми же широко раскрытыми, почти вытаращенными глазами и до смерти испуганным лицом Сибирочка слушала, точно в каком-то страшном кошмаре, эти речи.

— Иван Зуб! Иван Зуб! — воскликнула она не своим голосом.

Да, это был Иван Зуб! С первого же звука узнала она голос лесного бродяги, своего злейшего врага, и почти онемела от ужаса.

Зуб видел впечатление, произведенное им на Сибирочку, и, желая несколько ободрить ее, произнес, значительно смягчая свой грубый голос:

— Ишь, зашлась со страху, глупая! Ну, чего испугалась? Говорю тебе: в холе у меня будешь заместо дочери жить, если признаешь меня за своего покойного дедку и другим меня за него выдавать будешь. Согласись, глупенькая, тебе же лучше станет. Ну же, тебе говорю, согласись!

Что-то новое произошло в эту минуту с Сибирочкой! Только сейчас, казалось, она поняла все, что требовалось от нее. И странно — недавний страх при этих словах Зуба, казалось, сразу покинул ее. Как, признать этого злодея за дедушку?.. За милого, доброго покойного дедушку?.. О, никогда! Никогда она, Сибирочка, не сделает этого. Пусть лучше он, этот злодей, убьет ее!

И, не помня себя от горя, ужаса, тоски и обиды за своего деда, она крикнула, вся охваченная одним сплошным гневом, одною мукою и тоской:

— Никогда! Слышите ли? Никогда я не сделаю этого, никогда, никогда, никогда!

— Ага, вот ты как! Ну, не прогневайся, миленькая! Как аукнется — так и откликнется! — почти прорычал взбешенный Зуб и, раньше чем девочка могла крикнуть, позвать на помощь, схватил ее на руки, быстро сунул ей в рот какой-то комок тряпиц и, связав ей лежавшей на стуле веревкой руки и ноги, грубо бросил ее на диван.

Потом быстро подскочил к ней и, нагнувшись к ее уху, зашипел злобно: