Читаем Сибирская одиссея полностью

— Я уже на третий день принял решение. Помнишь, тогда, когда я сказал тебе, что верю в тебя, верю, что ты дойдёшь? На самом деле никто до конца не знал, как всё закончится — ни ты, ни я!

— Да. Ни ты, ни я, — подтвердил Андрей, произнеся вслух то, в чём он сам себе боялся признаться все эти дни.

— И вот я решил, — продолжил Виктор. — Если на десятый день никто не придёт — это значит, что с тобой что-то случилось. И тогда я поползу сам — как получится, как смогу.

Виктор перевёл дыхание. Андрей молчал, боясь перебить друга.

— Я понимал, что никогда не доползу даже до избы на Куанде, но сидеть на месте и ждать я не хотел. Лучше умереть в пути от голода и потери сил, чем от того же голода, но в засыпанной снегом палатке, даже не попытавшись бороться! Не знаю, как бы я двигался, на самом деле даже путь за водой и обратно представлял для меня большую проблему, но мне нужно было хотя бы придумать для себя этот выход, поверить самому в то, что у меня существуют варианты. Я был готов умереть в движении, в борьбе, но не в пассивном ожидании неизвестно чего. Да, я осознавал, что если ты не придёшь — значит, скорее всего, ты тоже попал в какую-то историю, что-то тебе помешало и, возможно, тебя уже вообще нет в живых, но тогда всё равно я должен был бороться, должен был пытаться сделать невозможное. Ты меня понимаешь?

Андрей понимал. Он очень хорошо понимал то, о чём ему говорил друг. Он был прав, и Андрей даже позавидовал его рассудительности и отваге, пускай хотя бы мысленной. Возможно, Андрей на его месте пришёл бы к такому же решению, но далеко не так быстро, не так хладнокровно!

«Двигаться, пока не остановится сердце, понимая, что ты никуда не сможешь дойти!» — вот то, что так долго не давало ему покоя, и он услышал эти слова от Виктора.

И теперь, когда они были произнесены, что-то внутри у Андрея произошло, сдвинулось и стало так легко, так хорошо и понятно, что даже бивший его озноб перестал изматывать, будто тело привыкло к нему. У Андрея куда-то исчезли тревога и страх, неуверенность и вечное самокопание. Он ощутил наконец, что впереди уже нет ничего такого, что может его напугать. Понимание того, что даже смерть не страшна, если в душе у тебя определённость и ясность, настолько ошеломило Андрея, настолько показалось простым и естественным, что он заулыбался, наполнившись какой-то детской радостью, подобной той, какая приходит к ребёнку, осознавшему, что он в этом мире не одинок, что у него есть близкие и дорогие ему люди, которые защитят, помогут, отведут беду. Именно чувство защищённости овладело Андреем и успокоило его душу. И он начал проваливаться в сон, пусть недолгий, прерываемый судорогами от пронизывающего тело холода, но крепкий, дающий расслабление и наполняющий организм новыми силами. Сон этот был без сновидений — Андрей никуда не летел, не падал, не проносились перед ним вереницей картины пережитого или кошмары ожидаемого, не было в нём тревог и уже привычных волнений, не было неразрешимых вопросов и непреодолимых преград.


Андрей спал, прижавшись к своему другу, спокойно, тихо и безмятежно, как не спал уже очень-очень давно, возможно, с самого детства.

Глава восьмая. На склоне

День выдался жарким и безоблачным. С утра поедом ел гнус, но когда начало припекать, назойливые насекомые попрятались в мох и траву, и друзья имели возможность, не пользуясь надоевшими за время похода мазями, бродить по освещённой солнцем тайге, не боясь быть до крови искусанными.

Виктор видел, что Андрей никак не может оправиться от постигшей его неприятности, с трудом сдерживается, чтобы не впасть в депрессию, вызванную потерей своего главного оружия — видеокамеры. Позавчера они полдня потратили на то, чтобы попытаться зацепить хотя бы её части на дне водяного котла под мощным сливом неугомонной реки, но все старания оказались тщетными: ни кусочка, ни винтика, ни защитного кожуха от микрофона, ничего не удалось обнаружить! Горная река поглотила всё без остатка, будто приняла положенное ей жертвоприношение от путешественников, посмевших без разрешения проникнуть в этот дикий край. И Виктор старался отвлечь своего друга от грустных мыслей, найти для него какой-то интерес в том, что они пойдут снимать завораживающие своей первозданностью пейзажи на фотоаппарат. Конечно, он понимал, что Андрей — до глубины души человек киношный, он и мир этот привык воспринимать через глазок своей камеры, и вряд ли фотоаппарат сможет заменить ему эту потерю. Но они так долго сюда добирались, столько сил потратили на преодоление сплава, а потом пешей части, что уйти из этих мест, не сделав хотя бы сотни фотографий, было страшно обидно!

Вчера Виктор уговорил Андрея сходить на приток Сыни — бурную и живописную речку Хангуру, чьё устье находилось рядом с большим водопадом. Он видел, что Андрюшка скорее из вежливости согласился составить ему компанию, но всё же к концу дня лицо его порозовело, в глазах появился знакомый блеск, и Виктор был очень рад, что уговорил своего друга на эту вылазку.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Афанасий Никитин. Время сильных людей
Афанасий Никитин. Время сильных людей

Они были словно из булата. Не гнулись тогда, когда мы бы давно сломались и сдались. Выживали там, куда мы бы и в мыслях побоялись сунуться. Такими были люди давно ушедших эпох. Но даже среди них особой отвагой и стойкостью выделяется Афанасий Никитин.Легенды часто начинаются с заурядных событий: косого взгляда, неверного шага, необдуманного обещания. А заканчиваются долгими походами, невероятными приключениями, великими сражениями. Так и произошло с тверским купцом Афанасием, сыном Никитиным, отправившимся в недалекую торговую поездку, а оказавшимся на другом краю света, в землях, на которые до него не ступала нога европейца.Ему придется идти за бурные, кишащие пиратами моря. Через неспокойные земли Золотой орды и через опасные для любого православного персидские княжества. Через одиночество, боль, веру и любовь. В далекую и загадочную Индию — там в непроходимых джунглях хранится тайна, без которой Афанасию нельзя вернуться домой. А вернуться он должен.

Кирилл Кириллов

Приключения / Исторические приключения