Сибирская роза

— Эв-ва! От больных, как от чумы, под крючком не отсидишься. Слава вас и под крючком находит!

— Что мне, Ларик, слава? Славы больше чем достаточно. От неё я готова прятаться под крючок. Но от людей я никогда не закрываюсь. А между тем лишний больной — мне уже тяжеловато. А эта тень-потетень да на каждый день. Годы… Дни заходят… С годами со своими не подерёшься… Ино бывает так. Звонок. Открываю. Сама ель на ногах держусь, до того устала, до того упрела. Спрашивают меня. Не велик грех и соврать. Мол, уехала в Москву. Будет дня через три. Соври да отдыхай. Сколько обещала себе соврать! А расплесну дверь, увижу бедолагу — куда уж тут врать?! По крутой лестнице лезем, друг за дружку дёржимся. Того и жди, обе загремим… Введёшь… Чайку… Чай пить не дрова рубить… За чаем всё и выспросишь… Это просто по случаю твоего приезда намахнула я крюк. Думаю, могу я в спокое хоть первый часок посидеть с любимой внучушкой?… Ну да… Вошёл как воришка, зато довольный ушёл. Разве не это главное? Однако… Однако диковатый жеребок, диковатый… Не люблю грубых. О! Я для него всего-то лишь бабка, хотя и всё знающая… Беспокоюсь я, Лялик… А ну влетишь в жёсткие руки вот к такому. Как гахнет: Ларка!

— Не боись, бабушка! На меня сложно гахнуть. Я ведь чего подзасиделась на станции Невеста? Гляжу товарец… Не спеша. Обстоятельно. Чай, не кроссовки, не шмотьё какое выбираешь. Через моё ситечко хуляганистый воитель-домостроевец не проскочит. Ситечко частое… У меня контингент деловой, цивильный. Оторвитесь на минуточку от хохлиного борща, почитайте. Это любопытно.

Не вставая из-за стола, Лариса дотянулась до красной лакированной сумочки на тёмном старом серванте. Достала из неё треугольничек, подала Таисии Викторовне.

«Вскрыть в субботу первого января 2000 года или когда воспожелается», — пробежала Таисия Викторовна надпись на треугольничке.

Спрашивающе глянула на Ларису.

— Читайте, читайте.

Таисия Викторовна разложила треугольничек.

АКТ

Копия

Настоящий составлен в том, что я, Фея Ивановна Махалкина, и я, Петруччио Дубиньо-Скакунелли, обязуемся вступить в настоящий, ёксель-моксель, брак в конце двенадцатой, тринадцатой или, по выбору, четырнадцатой пятилетки.

Если мы не выполним это обязательство, то пусть нас покарает верная рука товарищей в лице ИПС: Иванова, Петрова, Сидорова.

В чём нижеподписавшиеся и расписуются:

За Фею (завитушка)

За Петруччио (завитушка)

Свидетели:

Гуляшев-младшенький.

Гуляшев-постаршее.

31.02.1986

Таисия Викторовна брезгливо отшвырнула листок Ларисе в широкий, разбежистый подол ало-красного платья.

— Разнет на тебя!.. Милуша, весьма прискорбно, что цивилизация слишком бережно с тобой обошлась, не тронула и тенью твой детский умок. Ну совсем… Ты что, пять лет бегала в институт от грозы прятаться?

— Не только! — ответила Лариса, выдерживая весёлую тональность. — Я ещё вынесла оттуда вот этот предбрачный контракт. Мы сошлись на том, что пятнадцать годков нам вполне хватит, чтоб проверить… чтоб твёрдо проверить друг друга. У нас всё культуриш. Пятнадцать годков — надёжное ситечко.

— Да уж куда надёжней! Не выстарилось бы к той поре твоё ситечко.

— Ничегогогошеньки, не волнуйтесь. Кашу маслом не испортишь.

— Не испортишь, но и есть не станешь.

— И опять же… Сквозь старое решето скорей мука сеется… Года подопрут — не до переборов будет Маше. Это раньше по части кавалерчиков была лафа. Завались! По старой Москве, бабулио, вон даже прибаска такая гуляла: «Каждая купчиха имеет мужа — по закону, офицера — для чувств, а кучера — для удовольствия». Было времечко, жанишков толклось, как комара! А сейчас… Где они, эти кавальеро? Ведь самый занюханный муфлон — ба-альшой дефсит…

— Ох уж эти твои пробаутки… — вяло сердясь, выговорила Таисия Викторовна. — Одевалась бы, милок, скромно, что ли… А то, поди, женихи стесняются подкатывать к тебе коляски…

— Ха— ха, — по слогам сказала Лариса. — Я тоже пока их стесняюсь слегка. А вот достесняюсь до четвертака… Там перестану и стесняться, и миндальничать с ними. Муженёк не пирожок, на тарелочке не поднесут. Надо самой шариками крутить… Ручки-ножки есть в наличии, в живом виде можно в загс доставить — доставим!

— Силой милого не берут, — назидательно возразила Таисия Викторовна.

— Ещё как беру-ут! А то они привыкли… Вон по телику один точно сказанул: «Мужчина, как загар: сначала он пристаёт к женщине, а потом смывается». У меня не смоется ни один мушкетёр! — Лариса пристукнула пустой ложкой по боку миски.