Сибирская сага. История семьи

После праздника Валя поехала к моей маме и взяла меня с собой. Мама писала, что ей уже лучше, но одна она приехать пока не может. Я не могла дождаться, когда же наконец увижу свою маму. Я не видела ее так долго!

Встреча была очень радостной. Я не хотела отходить от мамы даже на миг, боялась, что ее опять отберут у меня. Мама была худенькая, глаза стали огромные, а лицо очень бледное. Она не могла долго говорить. Задыхалась, начинала шумно дышать – ей не хватало воздуха. Замолкала на некоторое время, потом, с большим трудом, продолжала говорить дальше. Мама быстро уставала, то и дело откидывалась на спинку стула и сидела с закрытыми глазами. Мне было страшно, а Валя сказала, что не думала увидеть ее в таком плохом состоянии. Хозяйка же ответила:

– По сравнению с тем, что было, она уже в хорошем состоянии.

Месяц назад она думала, что моя мама не выживет.

Было начало лета, становилось тепло. Кругом шелестела молодая зелень, пели птички, весело светило солнышко, цвела сирень и черемуха. Все благоухало. Мама любила это время года, ей становилось лучше с каждым днем. Однажды Валя сказала маме:

– Маруся, тебя надо показать специалистам. У Володи в Минусинске много знакомых врачей, они тебя обследуют, полечат.

Ох уж эта неуемная Валя! Она уже договорилась, чтобы наши вещи погрузили в телегу. Мы усадили маму, уселись сами и поехали в Минусинск. Мама со слезами прощалась с хозяйкой и ее внуком, которые спасли ей жизнь. Эта добрая женщина тоже плакала, жалела маму. Они стали по-настоящему близкими людьми в те трудные дни.

Хозяйка шла за телегой до конца деревни.

– Дай бог тебе счастья, Мария. Будьте все здоровы. – С этими словами она перекрестила нас и пошла назад не оборачиваясь. Я сидела сзади и смотрела ей вслед, пока она не скрылась.

Минусинск – южный город нашего края с благодатным и здоровым климатом. До сих пор считается, что самые вкусные помидоры – в Минусинске. Арбузы и дыни, хоть и небольшие, но очень сладкие, тоже выращиваются на бахчах минусинской земли. Мы все жили у тети Али. Как в тесном домике помещалось столько народу, удивляюсь до сих пор. Вечная суета, шум, гам, детский смех, плач…

В разгар лета маму положили в больницу, обследовали. Заключение – недолеченная крупозная пневмония. Квалифицированной медицинской помощи до сих пор она не получала, лечила ее наша хозяйка, за что ей огромное спасибо. Маме сказали:

– У вас могучий организм. Вам очень повезло, что вы остались живы.

Мама стала быстро поправляться, но все равно была очень худенькая, с тонкой талией, похожая на девочку-подростка. Ее большие серо-голубые глаза начали оживать и иногда даже загорались прежним светом.

Мне нравилось смотреть на маму. Красивая, жизнерадостная, всегда в центре внимания, искрометная, с весело блестящими глазами. Мама точно и остроумно шутила, придумывала меткие названия предметам, действиям, давала любимым и нелюбимым людям клички, которые оставались потом за ними на долгие годы. Знала наизусть много стихов, эпиграмм, народных частушек, городских и цыганских романсов, украинских и русских песен. Любила петь, аккомпанируя себе на гитаре, а чаще – сидя за швейной машинкой.

Теперь моя ласковая мама была рядом со мной, я была очень счастлива. Но после разлуки меня не покидал страх потерять ее.

От папы перестали приходить письма, нам долго не платили по его денежному аттестату. Однажды пришло письмо от жены маминого брата, дяди Шуры. Тетя Мария писала, что из-за немецкой фамилии его отправили на трудовой фронт – то есть на принудительные работы. Он там простудился, заболел пневмонией и умер. Видимо, его никто не лечил, как мою маму.

Вечером вся семья собралась, чтобы помянуть дядю Шуру. Нам объяснили, что он погиб в трудовой армии. Мы, дети, не понимали, что это такое, но дядю Шуру было жалко. Мама очень любила его. Он был мужественный, физически сильный и крепкий, трудолюбивый, добрый, застенчивый и очень порядочный человек. Этим часто пользовались окружающие. Мама всегда опекала и берегла дядю Шуру, в детстве она ухаживала за ним и защищала как могла от отчима-тирана. Известие о его смерти стало для мамы настоящей катастрофой. Она так рыдала, что ей стало плохо – организм ее еще не окреп после болезни. Бедняжка, сложив ладошки, причитала:

– Господи, за что же ты так с ним? За какие грехи ему выпала такая жуткая доля? Такое жестокое детство! Только обрел любовь и счастье, так на тебе – эта война! Бедный, бедный мой Шурочка!

Тетя Аля и Валя тоже плакали, но не убивались так сильно, как моя мама. Я плохо помнила дядю Шуру, но любила смотреть на его фотографию, где он запечатлен в армейской фуражке со звездой, такой красивый и мужественный.