Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова

Но после прибытия в Калган Анненков, узнав, что Гущин здесь и командует отрядом из русских эмигрантов, немедленно связывается и неоднократно встречается с ним. На этих встречах они обговаривали положение Анненкова в Китае и условия перехода атамана в СССР. «После переговоров с ним я бесповоротно решил перейти на сторону советской власти», — говорит Анненков следователю Владимирову. Поэтому никакого ареста, захвата и других насильственных действий в отношении Анненкова и Денисова не применялось, и вся детективщина, содержащаяся в обеих работах, — литературный вымысел, не больше! Если бы были насильственными захват и вывоз Анненкова и Денисова в СССР, то об этом успехе советской разведки не раз было бы сказано и в печати, в том числе в эмигрантской, и в целом зарубежной, и на Семипалатинском процессе, чего в действительности не было. На самом деле и тот, и другой окончательное решение о возвращении в СССР приняли сами и добровольно, хотя и не без воздействия чекистов и советников и помощи маршала Фына. Если бы не было в этом деле элемента добровольности, вывезти за границу Анненкова и Денисова живыми было бы невозможно.

Арест таких фигур, людей с международными именами, далеко не робких, и, тем более, передача их аппарату советских военных советников, немедленно стали бы известны белой эмиграции, агентами которой кишмя кишел маленький Калган и осведомители которой были даже в штабе Фын Юйсяна. Последствия, которые наступили бы для СССР на международной арене, в этом случае были бы достаточно тяжёлыми. Кроме того, Анненков и Денисов приехали в Калган с четырьмя преданными им партизанами — Ярковым, Дуплякиным, Вяловым и Павленко. Арестовывая Анненкова и Денисова, этих партизан, по логике, тоже надо было бы нейтрализовать, потому что, обеспокоенные долгим отсутствием начальства, они немедленно подняли бы шум. И можно только гадать, как бы они, люди не робкого десятка и умелые бойцы, в такой ситуации себя повели!

Однако, описывая арест Анненкова и Денисова, все авторы об этих партизанах забыли и никакой версии о том, как поступили с ними чекисты и военные, не придумали. И правильно сделали, потому что поступать как-либо с ними у тех не было никакой необходимости: готовые следовать за Анненковым в огонь и в воду, они, под гарантии своей безопасности, тоже высказали готовность добровольно вернуться в СССР. Но выводить одновременно такую большую группу из Китая было сложно, и поэтому они остались в Китае, обнадёженные, что их в СССР доставят позже. Это подтверждается тем, что Анненков на допросе 25 апреля 1926 года говорит, что на эту дату Дуплякин И.Н, Ярков А.И., Павленко П.И. и Вялов Л.И. находились в Ланьчжоу. Как и при каких обстоятельствах они попали на Лубянку, мне неизвестно.

Существенные детали, подтверждающие добровольность убытия Анненкова из Китая, содержатся в двухтомной работе зарубежного исследователя белой эмиграции на Дальнем Востоке П.П. Балакшина. Дальнейшее излагается с использованием материалов этой работы[325].

После поражения Фын Юйсян перебрался в Калган и сделал его местом своей ставки, туда же он перевёл и отряд Гущина. Здесь Гущин служил под негласным руководством Примакова (с которым, по некоторым данным, был знаком ранее) при строгом контроле со стороны третьего отдела советского посольства и его начальника Ведерникова. Как донской казак, Гущин был хорошо знаком с генералом Красновым П.Н. и одно время, после возвращения на Дон из-под Петрограда, скрывался вместе с ним в одной из станиц.

После освобождения Анненкова из тюрьмы и с прибытием в Ланьчжоу его стали посещать представители ряда государств с предложениями включиться в Белое движение. Зачастили к нему и советские представители с предложениями о возвращении в Россию, гарантией амнистии и предоставления хорошей службы. Но Анненков колебался. 25 декабря 1926 года Фын Юйсян по просьбе Примакова приказал Анненкову переехать в Калган. Тот не заставил себя ждать.