Нисколько не оправдывая насилия белых солдат над женщинами, хочу всё-таки сказать, что их масштабы сильно преувеличены, потому что половина «изнасилованных» были доброволицами. Думать так мне позволяет следующее.
В казахских дореволюционных аулах отношение к сексу с чужими женщинами было довольно спокойным. Об этом рассказывает в своём «Казахском эротическом романе» Берик Джилкибаев[376]
. Он пишет, что причинами, способствовавшими вольности казахов в области секса, были, с одной стороны, — многожёнство, с другой — женщины, оставшиеся беспризорными после смерти хозяина юрты — жесиры (вдовы). Молодёжь, говорит Желкибаев, находила общий язык с горячими молодухами, которых почтенный бай, естественно, не мог удовлетворять, и они находили тысячи способов встречаться и давать выход страсти. Не умея совладать с бесовским зудом в адском месте, пустившиеся в разврат при живых мужьях, токал (младшие жёны) наставляли рога своим брюхатым мужьям-баям, и всё было шито-крыто. Не забывали аульные верховоды и о жесирках, помня, что они ещё женщины, и используя их женскую страсть по прямому назначению. А когда в аул приезжали путники, то и их ублаготворяли этими же женщинами.И вот, в этих глухих аулах появляются молодые, здоровые, сильные, красивые, истосковавшиеся по женщинам мужики и парни. Они быстро разобрались в обстановке и установили контакт с токалками и жесирками, решительно устранив при этом их прежних поклонников. Их отношения были мирными, добровольными и ни в каких насилиях не нуждались. Если белое подразделение или группа солдат стояли в ауле постоянно, то «чужие» с сексуальными целями здесь не появлялись, потому что миром такой визит не кончился бы. Другое дело, если солдаты ненадолго заскакивали в аул, где не было гарнизона. Но и здесь они, люди ХХ века, степенные и богобоязненные, старались действовать без афиширования и по согласию. И, как и в дореволюционном ауле, всё было шито-крыто, если факт не становился достоянием какого-нибудь болтливого мужика или бабы. Тогда, чтобы сохранить честь женщины и честь своего дома, её близкие объявляли её изнасилованной. А поскольку других командиров киргизы, да и не только они, не знали, то всё валили на Анненкова, фамилия которого была у всех на слуху, хотя, разумеется, я не исключаю и отдельных фактов насилий, даже вопиюще безобразных.
И последний вопрос: мог ли Анненков остаться равнодушным к известию о владении одним из киргиз старинной саблей и мог ли он присвоить её? Как человек военный, прекрасный фехтовальщик и любитель оружия, пропустить мимо ушей сведения о такой сабле он не мог. Но и отобрать её у бедного киргиза при возможности щедро наградить того он не мог тоже! Его благородство и честность нами уже неоднократно доказаны. Кроме того, не в его правилах было подавать дурной пример своим подчинённым… Видимо, истории с саблей у Анненкова не было.
8 августа список свидетелей был исчерпан, и суд оглашает показания свидетелей, не прибывших на процесс. Среди них — показания свидетеля Анны Злобиной:
«В восемнадцатом году в Черкасском по распоряжению самого Анненкова распилили пилой моего мужа за то, что он хотел бежать. Одного старика посадили на кол посреди села, а другому завернули за шею ноги, и он в мучениях умер. Всех, кто не успел убежать, возили за реку, и там расправлялся с ними сам атаман Анненков: резали уши, носы, выкалывали глаза… В Осиновке закопали живьём 40 человек…»