Сибирская жуть

Еще же одна пикантность состояла в том, что церковь в Большом Угоре стояла себе и стояла до сих пор. А церковные книги Угорского прихода были сожжены вовсе не «империалистическими хищниками» в 1919, а коммунистами в 1934, когда по всей России-матушке закрывались церкви и сжигались, «по просьбе трудящихся», церковные книги. А значит, в 1920 году не было ни малейшей проблемы в том, чтобы проверить любые «личн. утв.», сделанные по поводу человека, родившегося в Большом Угоре. И уж, конечно, даже церковных книг совершенно не было нужно, чтобы выяснить – живет ли в Большом Угоре такая семья Ивановых и какого она такого происхождения…

А если называть вещи своими именами, получалось: в 1920 году на стационар прибился и устроился работать абсолютно неизвестно кто. Иванов – а может, и не Иванов. Из Угора – а может быть, не из Угора. Родился в 1895 – а может быть, и не в 1895.

Человек… Или не человек? Женится – но дети не рождаются. И – ни одной фотографии. Что же это обитает на стационаре, называется сторожем?!

Опять плавали в воздухе, колыхались пласты сизого дыма. Друзья думали, думали и думали, вспоминали все, связанное с дядей Ваней. Дядю Ваню никто никогда не кусал: ни собаки, ни кошки, ни комары.

Вообще. Всех людей, которые долго работают в лесу, комары кусают меньше новичков, это факт. Но так, чтобы комары совсем переставали кусать кого-то, – так не бывает. Дядя Ваня оставался исключением, и в свете всего остального уж очень необычным исключением.

Уважительно посмеиваясь, парням рассказали, как дядя Ваня показал как-то на светлое пятнышко на склоне: марал! В бинокль еле удалось разглядеть, что зверь – крупный самец, и что идет, как будто, на дно распадка.

– Двенадцать отростков, – сказал тогда дядя Ваня, и через несколько часов, когда добыли марала, убедились – отростков на рогах было двенадцать.

Дядя Ваня курил, как паровоз, но нюх у него был фантастический. Даже грибы он чуял за несколько метров.

Все это – в восемьдесят три года?! И добычливый какой… У Андрея – три хариуза, у Валеры – пять, а дядя Ваня посмеивается, снимает с крючка двадцать третьего. Но всегда по делу брал, никогда лишнего. И как будто знал, сколько возьмет… Уходит в лес без еды: там поймаю. Это же надо какую уверенность в себе надо иметь, чтобы точно знать: сколько возьмешь в лесу, чего и когда?

И умелый. Всегда все получается, даже и с первого раза. Машину никогда не водил, а надо было – сел, повел. Правда, не понравилось: на лошади, мол, лучше. Но повел!

В шахматы никогда не играл, только в шашки. Показали ему, сел за доску, скоро сам начал выигрывать.

И ходит по лесу бесшумно… Парни, и сами хорошие ходоки, могли только завидовать дяде Ване. Он возникал всегда стремительно, внезапно, всегда показывал что-то интересное и так же мгновенно исчезал: ветка не шелохнется, сучок не захрустит.

Где-то в третьем часу ночи Андрей разогнал ладонью пласты табачного туманища:

– А ты когда-нибудь видел у дяди Вани спину?

Вопрос был шизофренический, нет спору, потому что спину нельзя видеть только у одного существа – у лешего. Валерка рывком сел на кровати, напрягся…

– Нет! – придушенно сказал он. – Нет, не видел!

И никто не мог припомнить, чтобы он видел спину дяди Вани. Вроде, ходил он голым, это видели: когда косил, когда рубил дрова. Но видели как-то спереди, сбоку… А может, видели и забыли?! Может быть…

Шла не очень легкая жизнь студентов выпускного курса, оба писали дипломы, и оба с прицелом на кандидатскую. И получилось так, что только в июле, сдав сессию, вырвались они на стационар, уже состоявшимися «специалистами». План действий за полгода созрел, и парни знали, что будут делать и как.

– Дядя Ваня, гляди!

Дядя Ваня обернулся, и Валера тут же щелкнул «Зенитом». Валера знал, что он все сделал правильно; парень вообще отлично фотографировал, просто не могло не получиться!

Вот только плохо, что после щелчка Валера на мгновение встретился глазами с дядей Ваней. Дядя Ваня сощурился… буквально на какую-то долю секунды, но как бы ни балагурил Валерка, как бы ни рассказывал, что хочет оставить памятку, он готов был поручиться – дядя Ваня отлично понимает, что затеяли против него и зачем.

Ходили, снимали еще: и стационар, и как дядя Ваня рубит дрова, и собаку Умку, и коня Серого.

А вечером того же дня Валера совершенно случайно засветил всю отщелканную пленку. Ему казалось, что он уже перекрутил пленку на барабан и пора открывать затвор. Оказалось – вовсе не перекрутил, и отснятая пленка погибла.

Назавтра встали попозже, направились туда, где дядя Ваня косил. В бинокль он хорошо был виден, в том числе и со спины, только нечетко: от нагретого луга поднимались волны горячего воздуха, дядя Ваня виден был размытым.

Парни быстрым шагом вышли к лугу. Оба спортивные, сильные, охотники и «экспедишники», ходили по местности очень быстро и бесшумно. Вроде бы кого тут было скрадывать? Старого мужика, который мирно косит свой же собственный луг? Но когда парни вышли к дяде Ване, на нем уже была рубашка. Ладно…

От покоса две тропинки вели к стационару.