Больше всего объекты походили на скопление насекомых вроде муравьев или саранчи, но это касается лишь чисто внешней схожести. Данные массы (имевшие при движении площадь ориентировочно около квадратного метра каждая) состояли не из насекомых, а из чего-то вроде бусинок неправильной формы, скорее шарообразной, чем продолговатой. Цвет – темно-рыжий, гораздо темнее прошлогодней хвои. Некоторое время в окрестностях трассы прохода данных масс ощущался резковатый неассоциирующийся запах, не напоминавший запах каких-либо известных мне химических препаратов или газов.
Преследование я счел нецелесообразным, учитывая загадочность объектов и скорость их движения. Занявшись осмотром места происшествия, нами было вскоре установлено, что скелеты с огромной дозой вероятности принадлежат тт. З-о, К-ову и Г-ову (третий скелет был найден внутри зимовья), – что определилось по часам, портсигару, личному оружию и разнообразным мелким вещам, из которых сохранились лишь те, что имели, как мне теперь ясно, искусственное происхождение (эбонит, металлы, целлулоид, стекло и др.). Материалы натурального происхождения (одежда, кожа сапог и ремней и т.д.) исчезли бесследно. Кроме того, на одном из скелетов нижняя левая конечность имела следы зажившего перелома, что свидетельствовало о его принадлежности оперуполномоченному З-о, как мне было известно, четыре года назад получившего именно такой перелом (косой, закрытый). Судя по отсутствию нагара в стволах личного оружия, расстрелянных гильз, а также положению оружия при останках, оперуполномоченные были застигнуты совершенно неожиданно. Обрывки поводьев свидетельствуют, что лошади бежали в тайгу (это подтверждается и тем, что ни единой лошадиной кости нами в окрестностях не было обнаружено). Давая волю собственным домыслам, могу полагать, что внезапное бегство лошадей не связалось для наших несчастных товарищей с внешней угрозой, а, вероятнее всего, с появлением поблизости крупного зверя вроде медведя (именно так я на их месте и расценил бы, скорее всего, внезапное бегство лошадей).
С о/у Л., также видевшим скрывавшиеся в тайге массы (т. К-н, подходя с другого направления, их не наблюдал вовсе) еще до завершения осмотра места происшествия произошло нечто вроде эпилептического припадка (чего за ним ранее не замечалось). В весьма бессвязных выражениях он сообщил, что данные хищные существа были известны местному населению с давних времен, но встречались все реже, так что местным населением предполагались к сегодняшнему дню полностью исчезнувшими. Название существ в языке местного населения, насколько я мог разобрать из выкриков т-ща Л., звучит «ли-со» либо «ли-ги-со». Т-щ Л. уверял также, что эти существа издавно почитаются нечистой силой, и встреча с ними влечет скорую смерть даже без непосредственного контакта.
Как старший группы, я принял решение, захоронив скелеты и собрав личные вещи, пешком продвигаться к ближайшему населенному пункту, входящему в зону ответственности местного погранотряда. Состояние о/у Л. становилось все хуже, к вечеру второго дня он не мог более передвигаться на своих ногах и впал в бредовое состояние с полным неузнаванием окружающего и нас. С наступлением темноты он скончался с симптомами предположительно сердечного приступа, и с рассветом, убедившись в наступлении трупного окоченения, мы с о/у К-ном предали тело земле, после чего продолжили движение по тайге, где около одиннадцати часов утра были остановлены конным пограннарядом и при сообщении нами пароля отвезены в город.
После подробного доклада руководству я и о/у К-н были в соответствии с практикой подвергнуты спецпроверке, не выявившей в наших действиях каких-либо компрообстоятельств или халатности. Мы были признаны годными к несению дальнейшей службы, хотя и направлены на неделю на санаторное лечение с медицинским обследованием.
По некоторым доходившим до меня сведениям, руководством была проведена проверка на месте происшествия с выходом туда спецгруппы, но ее результаты до нас не доводились. Мы сами не могли задавать об этом вопросы вышестоящему начальству, т.к. подобное противоречило сложившейся практике и, безусловно, не поощрялось. В том же месяце я и оперуполномоченный К-н были отправлены к новым местам службы. С нас была взята соответствующая подписка о неразглашении (установленной формы).
Более мне об этом ничего не известно. Могу добавить, что состояние т-ща Л. и его последующая смерть были вызваны, как ныне полагаю, самовнушением. И я, и тов. К-н (с которым я не раз виделся впоследствии) не испытали в жизни ничего, что можно было бы назвать вмешательством мистических сил, о которых бредил т-щ Л. перед смертью. Обозревая прошедший жизненный путь, могу заключить, что и у меня, и у т-ща К-на была прожита самая обычная жизнь без всякого мистического вмешательства, с обычными опасностями, подстерегающими людей нашей профессии во время Великой Отечественной войны и в мирное время.