Сибирская жуть-3

— Ага! Тогда давай… это… отнесем?

— Так прямо, руками?!

Дядя Костя содрогнулся от брезгливости.

— Ишь, затрепетал! — добродушно усмехнулся Степан Петрович. — Давай схожу, мешков принесу, если боишься голыми руками.

— Не боюсь, а вот… сам видишь.

Степан Петрович пожал плечами, пошел к знакомому ребятам сараю, скоро принес топор и несколько мешков. Пока его не было, дядя Костя отошел от того, что лежало. А инициатива, как видно, переходила к Степану Петровичу, и именно он взял топор.

Лезвие шло в то, лежащее, даже не как в полено, а скорее как в гнилой пень: легко шло, и почти не было звука. Топор опустился несколько раз, и Степан Петрович стал кидать в мешок какие-то бьющиеся, извивающиеся куски серо-коричневого цвета. Дядя Костя глянул, и схватился за живот руками.

— Не здесь! Давай в воду трави!

Дядя Костя согласно кивнул, побежал на берег Енисея. Туда же направился и Степан Петрович с шевелящимся мешком на спине.

Уж кто-кто, а дети превосходно знали, сколько нужно времени пройти по этой тропинке на берег и обратно. И не были бы они дети предприимчивой Дарьи, если бы не сбегали к останкам. Лежало там, правда, немного: какие-то страшно сухие ошметки, происхождение которых дети и не пытались угадать, что-то вроде шланга, но тоже сухого, сморщенного; обрывки такого же цвета ткани, изрубленной и смятой топором, — значит, разрубаемый был все-таки одет.

Но самое сильное впечатление оказала на детей ступня ноги. Одна нога лежала почти не порубленной, а вот другую Степан Петрович аккуратно разрубил в трех местах, и каждая часть сама по себе судорожно сокращалась, дергалась, как будто пыталась ползти. И непонятно, что было страшнее — пальцы ноги, которые как будто пытаются пощекотать ступню, или перерубленная сухая мышца, которая ритмично сокращается, дрожит на сухожилии и все никак не остановится.

Это зрелище преследовало детей еще много лет спустя и приходило к ним во снах, трудно сказать, к кому чаще.

Ни крови, ни любой другой жидкости, без которой не обходится разделка трупа, не было на траве. Все было страшно сухое, неживое, и в то же время это, безусловно, были части человеческого тела. Легко было понять, что части тела того самого бича.

Вернулись дяди, прошли в двух шагах от места, где, затаившись, сидели дети. У дяди Кости глаза красные, но в этот раз взвалили мешки уже двое.

— Легкий какой…

— Может, он уже тыщу лет лежал, за столько времени высохнешь тут, — философски заметил Степан Петрович.

Дети были умные и хитрые, и они снова пропустили дядей мимо себя. Дяди прошли без топора и мешков и говорили между собой про то, как скажут в садоводстве: что вот, стреляли в бича, потом еще долго гнались, а он снова непонятно как ушел.

Дети выждали несколько минут и побежали домой, сделав крюк. Было уже совсем темно, а садоводство с энтузиазмом слушало дядю Костю со Степаном Петровичем, и никто не заметил, куда пропали и как вернулись домой дети.

Эхо происшествия

С тех пор Миша и Катя очень выросли. Мише теперь четырнадцать лет, а Кате так вообще шестнадцать; она кончает школу и собирается в торговый техникум. Происшедшее с ними дети, конечно же, никак не забыли, и непонятные обстоятельства дела сильно раздражают их… особенно Катю. Ведь Катя — серьезная девушка, мамина помощница и совсем не дурочка, верящая в привидения. Катя и рассказала мне эту часть истории, когда мы познакомились у ее дачных знакомых, и я на ее глазах стал расспрашивать людей — не сталкивались ли они с какими-то необычными ситуациями? Всплыл вопрос, зачем мне это надо. Ах, для книжки! И одни стали плеваться, а другие вспоминали разные любопытные случаи.

Вот Катя и воспользовалась случаем, чтобы получить подтверждение из уст солидного дяденьки, профессора, что ее приключение вполне можно объяснить совершенно материалистически, и никак не могли они с Мишей видеть покойника, мумию, да еще покойника, который бы самостоятельно ходил и носил Горшкам еду и конфеты. Было очень заметно, что ей страшновато жить на свете, где возможны такие вещи, но утешить ее я оказался не в силах.

Да! Ее мама Даша до сих пор одна, хотя и сделала еще одну ступеньку в карьере — теперь она самостоятельно покупает в Польше и привозит в Красноярск шубы.

Кое-что о тощих бичах

Дело в том, что кое-что о мумифицированных трупах в этом районе я уже слышал довольно давно…

В 1937 году лесничий Караульного лесничества, уже знакомый нам Горчаковский, шел из Красноярска в свое лесничество.

Эта местность была несравненно более дикой, чем теперь, и отдельные дачи стояли далеко друг от друга. Иметь здесь дачу было сложно еще и потому, что общественный транспорт сюда не ходил, нужно было иметь право распоряжаться ведомственным. Некоторые жители города могли себе это позволить, например, начальник местного НКВД некий Потапов. Дача Потапова и сегодня хорошо видна — двухэтажный, хорошо заметный издалека дом под крытой железом, полыхающей на солнце крышей.