Сибирская жуть-6. Дьявольское кольцо

Так что Асиньяр передает — он сейчас рубится, попробует оторваться, а потом с тылу ударить на нечисть. Получится — хорошо. А если нет — верхами уйдет из города, в Рязань, — поднимать тамошнее войско. Ополчение против язычников сюда придет через неделю, вряд ли больше.

К церкви пробиться ему так и так не удается, и пусть Ульян с кем может пробивается к детинцу, он пока там.

Ульян думал недолго, быстро вскинул опущенную было голову.

— Яко мыслите, чада, — пробьемся к детинцу?

— Вестимо, нет… Уже давно не пробиться… Уже все… С бабами не пройти… Знать бы раньше… Опоздали… — раздавались голоса.

Опять было видно, что война — дело привычное, понятное, что все в нем понимают.

— А вы, — обратился Ульян к прибежавшим, — тоже назад не ходите. Здесь тоже биться надо. Может, и пересидим.

Оказалось, эти двое — уже последние. Больше беженцы не подходили, и почти сразу закричал наблюдатель, что видит, подходят «оружные».

— Дверь затворите! — велел Ульян. Пошарил под алтарем, достал здоровенный ключ, отправился к двери — закрыть. Во всех его движениях, во всем поведении была красивая, спокойная торжественность. И она передавалась людям.

— Молебен Матушке служить будем! — сказал Ульян. — Васятко, пошли, с облачением поможешь!

Подросток прошел вместе с ним, другие ставили свечи, расчищали приалтарную часть церкви.

Вроде бы и правда был шанс пересидеть — десяткам вооруженных, возглавленных, в каменном теле церкви. Тем более, что над зданием была звонница, большая четырехугольная площадка, поднятая над землей метров на шесть. И несколько человек с луками уже поднялось на нее, готовые к отражению штурма.

Но судя по звукам снаружи, в город ворвались и правда несметные полчища. За гулом набата слышен был шелковистый шорох пожара, более грубый, зато повсеместный шорох движения человеческих толп. Этот шорох, бряцанье оружия, звуки речи, смех, дикий крик — но отдаленный, в другом месте, составляли словно бы фон. Фон того, что делалось в городе. На этом фоне явственно выделялись то отдельный жуткий вопль, то уже хорошо слышные, близкие звуки ударов твердого по мягкому.

Издалека слышалось ржанье, азартные оклики — там рубился хан Польца, Асиньяр.

Камеру переместили на площадь, где скапливалось языческое войско. Первые еще стояли в улицах, не решаясь выйти на простор Соборной площади. Пожары освещали их, безмолвных, тихих… Сотни людей. Наверное, почти все мужские население Полецкой земли — близких к городу мест, при тогдашнем-то малолюдстве XV века.

Орали, бесновались в основном колдуны и ведуны. Теперь стало видно, что это за палки с расширениями: это были шесты, на вершине которых искусно изображались птицы, звери, неведомые чудища — наверное, боги. На некоторых шестах, впрочем, насажены были жертвенные мертвые животные — рябчики, глухари, кошки, белки, поросята.

Несли, впрочем, и распятых собак. Видно было, что это нравится не всем, и трудно сказать, почему — может, и не из страха кощунства; может, просто из любви к собакам.

Ведуны трясли шестами, кружились в танце, вскрикивали, взвизгивали, заводили толпу. Странно было видеть, как одетые в рваные шкуры, с коровьими рогами на головах, бешено шли вприсядку, визжали, приплясывали, начинали дико хохотать.

Двое ведунов — помоложе, покрепче, выбегали вперед, орали громче и азартнее. Вроде одного из них тоже уже видели на площади…

— Эй, что же твой бог не измельчит нас! Твой дурак, полезший на крест… Вон, мы принесли кресты, поклоняйся! — надсаживались ведуны.

Толпа язычников умножалась, напирала… Но пока что не решалась нападать. То ли страшно было лезть на штурм, не хватало бешенства броситься на каменный дом с засевшими в нем людьми. А может быть, боялись Асиньяра, все ждали — а вдруг он появится? Толпа смелела, придвигалась на полметра… на метр… потому что их было все больше, а Асиньяр никак не появлялся.

— Ты это, Колоброд? Ты здесь, Кащей? — прозвучал вдруг насмешливый голос Ульяна на всю площадь. Грузная фигура священника показалась в одном из окон. Толпа невольно попритихла. — Что, погибели вечной уже не боитесь? А вот вы побоялись бы…

— Я к твоему богу не пойду! — рванулся к нему Колоброд. — Я к своим пойду, которым предки поклонялись… К предкам пойду… В поля счастливой охоты!

— А ты охотился хоть раз? Что ты там, на тех полях, делать будешь? — еще насмешливей протянул Ульян. — Кончилось оно, ваше язычество. С твоими пращурами кончилось.

Что мог ответить человек в обрывках шкуры, с коровьим черепом на голове? Аргумент был простой и понятный: рука Колоброда вдруг резко рванулась сверху вниз, метательный нож просвистел, ударил в свинцовую раму.

— Бей! — заревел Колоброд, погнал взмахами руки своих на приступ. Давно были заготовлены бревна для таранов, короткие, широкие лестницы — до окон церкви.

Рев толпы, багровые отсветы на низких тучах. Тащат бревно, попадают под стрелы со звонницы. Роняют, уводят раненого, поднимают. Глухие удары бревна, которым вышибают двери.