И он смеется, выпуская сигаретный дым колечками. А из-за камышей подплывал к берегу кособокий Сергей, вез вытащенных из сетей рыб, и мы пошли к его лодке разбирать рыбу; а вскоре распрощались, как выяснилось — навсегда.
В тот вечер я вернулся в лагерь, неся в руках ведро с рыбой, а в голове — полный сумбур, и у меня нет уверенности, что этот сумбур за тринадцать лет стал хоть чем-то более осмысленным. И я не знаю… и тогда я не знал, и сейчас не знаю, чему удивляться больше и что считать более удивительным: явление множеству людей Марины, которая то ли сидела в сугробе, то ли махала вслед составу… Нет, действительно, история совершенно непонятная, необъяснимая даже в деталях, и в ней наплетено сразу несколько противоречащих друг другу вещей… В этой истории все, решительно все необъяснимо и непонятно!
Что более удивительно и странно: эта темная, загадочная история или зрелище девчушки, едва-едва достигшей восемнадцати лет, которая в глухую ночь и в снегопад идет за тридцать километров, чтобы несколько минут поговорить и несколько раз поцеловаться со своим мальчиком, которого никогда больше не увидит?
Я не знал, что удивительнее, тогда, в 1987 году, и не знаю этого сейчас.
Глава 23
КОЕ-ЧТО О ДЕРЕВЕНСКИХ НРАВАХ
…освободить людей от идиотизма сельской жизни.
Интересно, а освобождать людей от идиотизма городской жизни Карл Маркс никогда не собирался?
С. Есенин
Истории про сельских ведьм и колдунов не балуют разнообразием. Из одной деревни в другую, из поколения в поколение повторяется одно и то же; как будто сговорившись, ведьмы пугают запоздалых прохожих, превращают в кровь молоко у коров, накидывают обручи… В общем, действуют по стереотипу.
В деревне Карпицкая под станцией Чернореченская еще недавно жили две бабушки — светлая и темная, причем они были такими и по духу, и по характеру, и по цвету волос: светлая бабушка была седая, черная — темноволосая.
О демонических наклонностях обеих бабушек прекрасно знали односельчане, но если черная использовала свой талант, чтобы гадить односельчанам, то светлая — чтобы помогать. Например, корова темной ведуньи крала молоко у всех остальных коров в деревне: как начнет она реветь диким голосом, так значит, что у чьей-то коровы обязательно пропадет молоко. Вместо молока начинает идти из вымени кровь… а надо напомнить читателю, что ветеринаров в деревне, как правило, попросту не было. Если же и были, то лечили они только колхозный и совхозный скот. А если и лечили скот частников, то очень часто лечили так, что лучше бы они этого не делали. Наверное, это касается не всех сельских ветеринаров, но, видимо, были и те, кто создал этому сословию мрачную славу невероятных пьяниц и бездельников.
Одним словом, если с твоей скотиной такая беда и начинает она доиться и даже плачет она кровью, то тут путей только два: резать скотину или идти к светлой ведунье.
Звали эту хорошую ведьму Селиваниха (от фамилии Селиванова), и умела она исправлять зло, принесенной той, другой ведьмой, темной. Как что-то случится — идут к ней, несут кто курочку, кто молочка, кто копченого сала… В общем, когда мне рассказали эту историю, ассоциация у меня вс тикла куда как нездоровая — с бандой воров, которая сговорилась с милицией и после каждой кражи аккуратно сообщает, где искать. Бравые стражи порядка находят похищенное, но, конечно же, не задаром, и щедро делятся со своими кормильцами, криминальными элементами.
Во всяком случае, когда мужики скинулись уже живыми деньгами, попросили Селиваниху совсем искоренить черную ведьму, старушка объяснила, что последствия исправить она еще может, а вот вообще пресечь возникновение всяких бед — не может никакими силами. Так что подозрения мои, может быть, еще и не беспочвенны.
Рассказывают и о том, как некой девушке в поселке Иланском ведьма передала знание. Мол, подстерегла она некую впечатлительную девушку, когда шла она от остановки поезда к поселку, а в Иланском пройти надо около полукилометра, и первый же домик по дороге — как раз ведьмин. И остальные дома поселка лежат еще довольно далеко от него, одинокого ведьминого домика.
Ведьма жила одна, устала умирать, не передав никому знания, и когда девушка одна шла от станции, распахнула двери настежь:
— А ну зайди ко мне, красавица!
Девушка потом честно сознавалась, что зашла просто с перепугу — репутация у ведьмы была жуткая, и кто его знает, что будет, кинься она со всех ног бежать к поселку? Ну и зашла, что, конечно же, сразу заметили вездесущие деревенские кумушки.
Что происходило в домике, что говорила или давала девушке ведьма, покрыто мраком неизвестности. Вот что известно достоверно, так это изменившееся поведение девицы: стала она несравненно увереннее в себе, стала даже говорить иначе; не сыпала слова горохом, а роняла их веско, подумавши. Когда дня через три появилась она в общежитии, подружки сразу же заметили эту разницу, да и сама девица не скрывала— она изменилась!