Сибирские купцы. Торговля в Евразии раннего Нового времени

Религиозные заботы очень занимали Никитина. Экзистенциальная тревога, которую он испытывает, ведя дела в многоконфессиональном мире, возможно, является самым завораживающим аспектом его рассказа139. Никитин тревожился, что утратил свою веру140. Когда книга, которую он взял с собой в путешествие, была украдена, у него не осталось никакой книги, чтобы читать молитвы, и никакого календаря, позволявшего соблюдать религиозные праздники. Путешествуя в землях, населенных мусульманами и индусами, он не знал, когда соблюдать Великий пост или праздновать Пасху. Когда встреченные мусульмане заметили, что он, видимо, не следует никакой вере, Никитин был в ужасе. Он начал поститься вместе со своими спутниками-мусульманами и признался в своем дневнике, что боится стать мусульманином. Возможно, отступничество от веры с целью достижения успеха было не такой уж редкостью в евразийских пространствах торговли. Согдийцы, купцы древней и средневековой внутренней Евразии, были известны своей религиозной гибкостью141. В XVII веке русских послов обвиняли в отступничестве, не говоря уж о бесчисленных православных рабах, оказавшихся в мусульманских землях. Межконфессиональные аспекты торговли раннего Нового времени вновь встретятся нам в седьмой главе.

Примерно в то самое время, когда Афанасий Никитин разбирался с религиозными различиями и заключал товарные сделки в Индии, Амброджо Контарини, посол Светлейшей Венецианской республики, позже описавший свои приключения, отправился в Персию искать союза с шахом против турок-османов. На обратном пути его похитили, и он оказался в Астрахани. Там за несколько десятилетий до того, как Московия выдвинула какие-либо претензии на этот каспийский порт, русские купцы, торгующие в Астрахани, выкупили его и привезли к московскому двору, где он ждал, пока из Венеции не прислали компенсацию142. Эти два рассказа демонстрируют широчайший размах связей Московии в XV веке.

ПОДЪЕМ МОСКОВИИ

Московские князья активно действовали, собирая в Москву богатства и укрепляя ее могущество; начиная с XIV столетия они работали над тем, чтобы сделать ее положение более стабильным и использовать все возможности, открывающиеся во всех географических направлениях. Подъем Московского княжества и распад монгольской Орды – эти два затянутых, длительных процесса наложились друг на друга. Монгольское иго прекратилось после столетнего упадка, происходившего с 1360‐х годов до середины XV века. Рост могущества Московского княжества не был стремительным, но зато был неуклонным. Иван III (правивший в 1462–1505 годах) в 1478 году завоевал процветающее олигархическое Новгородское княжество. Это было, возможно, первое имперское завоевание Москвы, и оно совершилось еще тогда, когда Москва формально была подчинена Великой Орде (хотя прошло не одно десятилетие с тех пор, как Москва перестала регулярно платить дань Сараю). Иван III продолжил укреплять и расширять власть Москвы, используя не только принуждение, но и брачные союзы, международную дипломатию, создание символических центров и издание свода законов – стратегии, хорошо известные тем, кто изучает европейских правителей раннего Нового времени. Он сосредоточил свои усилия на экспансии по направлению к Балтийскому морю и Шелковому (Каспийскому) пути, важным торговым областям, привлекавшим правителей этой части света со времен викингов. Когда верховная монгольская власть рухнула, Евразия пережила несколько десятилетий патовой ситуации, в которой соперничали Москва и другие государства-преемники – Казань, Астрахань, Сибирь и Крым. Подобно пост-чингизидскому миру Центральной Азии, славянские княжества обладали культурным и династическим родством. Но они часто ценили независимость больше, чем верность этому родству, что создавало раздробленный политический пейзаж.

Иван III, один из величайших государственных строителей в истории России, стремился поддерживать международные торговые связи. Кроме своего знаменитого брака с Софьей Палеолог, племянницей византийского императора, жившей под опекой папы римского, он посылал посольства в Италию (1468, 1474, 1486)143, Венгрию (1482) и Священную Римскую империю (1490). В 1494 году Иван III изгнал из Новгорода купцов Ганзы. Это решение приводится в качестве примера московской отсталости и изоляционизма. Но если принимать во внимание, что в XV веке ганзейские купцы в Новгороде действовали скорее как криминальная группировка, чем как сторонники свободного рынка, в их изгнании не следует видеть враждебность по отношению к здоровой торговле. Решение Ивана III можно по-разному интерпретировать. Довнар-Запольский предположил, что это был ответ на казнь двух русских купцов в Ревеле144. Кроме того, вероятно, что полное подчинение Новгорода было в этот момент бóльшим приоритетом для Ивана III, чем поддержка торговли. Наконец, можно задаться вопросом, не были ли члены Ганзы как-то связаны с историей о ереси «жидовствующих», недавно взбудоражившей Новгород и Москву145.