Сибирский фронтир

– Поговаривают, ты корабли строишь, что лапти плетёшь, – охотно пояснил тот. – Не знаю, откуда у тебя капитал такой образовался, а придумаешь чего, всё одно не поверю. Несёт вас нелёгкая из России сущим роем, как будто здесь мёдом намазано. Особливо эти, московские...

– Понаехали, – подсказал я.

– Ну да. Но не в этом дело. У нас–то, видишь, ветшают кораблики. Никак в силу войти не поспеваем. Деньги копишь и копишь, всё без толку. Дерево дрянь, снасти беда одна. По дороге ещё в Сибири сгнивают. Веришь ли, по ниточке канаты переплетаем, из лоскутов паруса шьём. Второй шитик с трудом да помощью божьей поднимешь, а первый уже и в труху рассыпается. Потому гоняться за тобой себе дороже. Мы как–нибудь здесь возле бережка понемногу зверя пощиплем.

Трапезников усмехнулся, тем самым как бы дезавуировав все прежние фальшивые жалобы.

– Но корабль сам по себе не плавает, – продолжил он. – Ему толковый мореход нужен. А их, мореходов–то, нехватка в Охотске. У нас–то всяко погуще будет. Так вот. На острова я с тобой не пойду, но дело ты нужное затеял, правильное, для всех полезное, а потому человека хорошего присоветую.

– Кого же? – сразу решив отказаться, спросил я из вежливости.

– Самого лучшего из камчатских мореходов. Евтишу Санникова.

Да, купчине удалось меня огорошить. Что и говорить, фамилия даже мне оказалась известной. Тотчас всплыли в памяти книга Обручева и фильм с Далем и Вицыным. Арктические исследования. Ледяные торосы, собачьи упряжки, дикари. Земля Санникова. "Есть только миг между прошлым и будущим". Неужели тот самый? И вот такую легенду предлагают мне в капитаны. За здорово живёшь? А может, он просто ещё не стал известным открывателем. К стыду своему я не помнил, когда же происходило действие в романе Обручева... А ведь кажется девятнадцатый век... Причём конец его, а то и начало двадцатого. Герои–то из револьверов палили. Рановато ещё револьверам. Но с другой стороны в книге не о Санникове речь, о последователях...

– У меня есть мореходы и на первый корабль и на второй, – осторожно ответил я.

– Сашка Окунев? – ухмыльнулся купец. – Потопит он тебя. Рытова потопил и тебя потопит. В Ламском море набрался опыту, но за переливы впервые сунулся. В наших водах ему трудно придётся. А с Санниковым вон Толстых плавал. Весьма удачно. Простым зверобоем начинал, в передовщики вышел, а теперь собственное дело завёл.

"Что ж твой Толстых его кормщиком не берёт?" – просилось на язык, но ответил я вежливо:

– Санников добрый мореход, не спорю. Ему судьбой предписано новые земли отыскивать. Но, видишь ли, мне открыватели без надобности. Я знаю куда идти, где искать. А Санников вам и самим пригодится. Раз со мной не желаете идти, другое такое место поискать придётся.

Неожиданно мой ответ смутил Трапезникова. Он махнул своей огромной ладонью как опахалом. После чего разговор быстро угас.

Глава шестнадцатая. Оппозиция

Глава шестнадцатая. Оппозиция

Устав от разговора с купцами не меньше чем до этого от морского перехода и путешествия по болотам и сопкам, я с огромным удовольствием забрался в чекмазовскую баньку. Сам хозяин, Чиж, Яшка и Комков, распаренные, чистые, в свежей одежде, уже попивали квас и закусывали. Нам с Оладьиным, который пришёл почти вместе со мной, выпала третья смена.

Учитывая наш порядочный рост и тучность зверобоя, мы поместились в маленьком срубе чудом. Для третьего человека, даже если бы он оказался худосочным китайцем, места не оставалось, кому–то пришлось бы обжигать задницу о печь или выставить её на свежий воздух. Мы и вдвоём–то едва проворачивались, забираясь на крохотный полог по очереди. Один парился, другой омывался. Эдакая банька–встанька.

Густой пар вперемешку с дымом от плохо сложенной каменки вызывал кашель. Но и теснота и едкий дым сейчас казались пустяками. Грязь сползала с наших тел селевыми потоками, а вместе с грязью уходила усталость.

Прогрев тела мы разговорились. Я посетовал, что сохранить инкогнито не удалось, так как нас сразу же раскусили, рассказал о бесплодных переговорах с купцами, о хитрости Трапезникова. Исполненный досады рассказ зверобой прервал хохотом.

– Чего тут смешного? – буркнул я.

– Тишу Санникова сватал тебе? – фыркнул Оладьин, поливает себя из ковша. – А ты отшил, молодец! Про земли неведомые хорошо ввернул. Правильно.

– Да в чём дело–то? – озадачился я, утирая пот. – Меняемся?

– Пожалуй, – согласился Василий.

Я спустился, ополоснул лицо. Оладьин забрался наверх и засопел от удовольствия.

– Разве плох мореход? – вернулся я к разговору.

– Хорош, спору нет, – голос зверобоя громыхал сверху, из клубов пара, словно с небес. – И про Толстых чистая правда. Разбогател он после похода с Санниковым, есть такое дело. Да только в том вояже сам Никифор Мокиевич долю имел. Это учитывать надо.

Глотнув дыма, он зашёлся кашлем, затем продолжил уже не так громко: